Гейзерих отвернулся от хмурых сородичей, подтянул, гремя цепями, ноги. Испугался, что ли: достанут.
- Думаешь, - слезно вздохнул Гейзерих,- легко мне было их выдать? Тот, угрюмый и длинный,- кивнул он на гота, с чьей флягой не раз встречался ночью юный смерд, - брат мой родной. Я долго молчал. Видишь, пытали булгары. Молчал. Хоть на куски изрежьте. Но, раскинув мозгами, решил: выпал случай - не упущу. За всех отплачу. Своим? А Кубрат… он тоже был не чужой. Рыбу вместе ловили. Уху из одного котла хлебали…
Кубрат? А! Жил на земле такой человек. Недавно. Рядом ходил. И - нету его. Почему бедный старик ничего не сказал перед смертью? Мол, помоги. Или - прощай. Нет. Ничего. Умер без слов.
То есть как не сказал? Сказал глазами.
И вспомнил Руслан, чьими глазами пастух глядел на него перед смертью. Глазами Калгаста. Извет! Это слово дурное, зловеще дремавшее где-то внутри, проснулось, блеснуло, как лезвие. Донос. Клевета. Он предал Калгаста. Теперь - Кубрата, пусть косвенно, предал Руслан.
Жизнь! Треклятая жизнь. Я негодяй, это верно. Чьими, однако, глазами смотрел на меня перед казнью Калгаста волхв Доброжир? Не твоими ли, темными, хитрыми, чертова жизнь? Я - негодяй? Я ко всем… ко всему - с чистым сердцем… А мне - лгут и лгут. Меня самого предают на каждом шагу. Что я могу? Всюду сволочи. Все - негодяи.
Стой. Все ли? А Калгаст, Идар, Кубрат? И Гейзерих? Если б не гот Гейзерих, куда забрел и кем бы стал Руслан, плетясь за Туснэльдой безумной. Спасибо, друже. Уберег.
«Но от чего уберег? - взметнулось в душе. - И для чего? От вольной, пусть и нечестной, зато развеселой и сытой жизни для этих цепей?» Уж лучше - Туснэльда. Туснэльда? Нет. Ни за что. Не по нутру ее путь. Он выстлан костями.
«…Но и холопом не буду, - хмуро сказал он себе. - Никогда не буду холопом. Пусть в оковах. Сейчас - все равно их сниму. Она - поможет». Руслан ощупал на груди сверток с днепровской землей. Она не даст пропасть. И нестерпимо, хоть головой о камни бейся, его потянуло домой. В свою землянку. К пустому кувшину. Но домой путь отрезан. А попал бы туда, не смог уже жить, как прежде, тихо сидеть в землянке. И пробавляться кувшином пустым. Прошлое прошло. Не вернуть. А впереди? Несет его бешеной жизнью, как молодого лося - половодьем, кидая, точно от острова к острову, где злобно рычат то волк, то медведь, от идола к идолу, от одной ощеренной пасти к другой. И тех же Калгаста, Идара с Кубратом, и Гейзериха - совестливых, бедных чудаков, лучших из всех, с кем столкнулся Руслан средь грязных волн - мечет красный поток, топит, разбив об углы алтарей. Муть и смерть,