Уже у самой воды некоторые уперлись, и воздух вместо плетей прорезали сабли. Крики боли, проклятия, кони теснили толпу, загоняя в набегающие на берег волны. Копыта скользили на мокрых камнях и телах упавших. Прибой шумел грозно, сурово, над головой носились стрижи, кричали тонкими жалостливыми голосами.
На взмыленном коне примчался рассерженный Войдан:
– Проклятые жиды говорят, что ты, княже, всему виной! Предал веру отцов, отказался от ислама, и все из-за женской юбки! Как осмелились такое сказать? Как язык поворачивается? Позволь перебить их всех?
Владимир ужаснулся:
– Как ты можешь предложить такую жестокость? Как у самого язык поворачивается? Нет, нет и нет. Они ж сколько помогали! Перебей только половину, будет достаточно.
– Ну разве что для острастки, – проворчал Войдан. – А я бы перебил всех… Плодятся больно быстро. Вон в Египте не истребили всех, что вышло?
Он повернулся уходить, когда Владимир крикнул в спину:
– Только богатых не трожь!
Войдан оскорбился:
– А что с бедных взять?
– Нельзя резать кур, что несут золотые монеты прямо в Киеве. А беднота… это неудачники, отбросы. Надо помогать богам выпалывать дураков и неумех. К тому же горлопаны и недовольные – оттуда.
Войдан пересел на свежего коня, унесся, нахлестывая плетью. Владимир круто развернулся, словно в стремительном злом танце. Палец его обрекающе нацелился в громадную статую Рода:
– А этого… срубить немедля!
Из дружинников кто-то ахнул:
– Княже, это же Род! От него вся наша Родина…
Владимир ощутил, как губы раздвинулись в волчьем оскале.
– Срубить и положить у порога церкви… а ее велю заложить немедля! И чтобы каждый, прежде чем войти в храм Иисуса, наступал, попирал ногами – да-да, Рода, свой род, Родину, народ! Так всякий отречется от своего роду-племени, дабы утвердиться во всечеловеческом!
К вечеру Войдана принесли на плаще. Он захлебывался кровью, на груди зияли страшные раны. Воевода едва ли не впервые за годы снял кольчугу, он-де в родном граде, но еще вчера родные люди подняли на копья, как печенега.
– Все равно… – прохрипел он, булькая и отплевывая кровь.
– Лекаря! – закричал Владимир страшно.
– Поздно, – прохрипел Войдан. – Уже Ящер трогает мои ноги… Но все-таки мои кости будут… в родной земле.
– Войдан! – вскрикнул Владимир отчаянно. – Войдан, не уходи! Ты мне нужен!
– Только я хотел… я хотел… не так…
Хрипы становились все тише. Владимир наклонился, ловя последние слова. Донеслось едва слышное:
– Хотел погибнуть… защищая Русь…
Губы перестали двигаться, лицо застыло. Владимир дрожащими пальцами закрыл воеводе глаза, поднялся, чувствуя, как в глазах закипают злые слезы.