В один из редких моментов, когда к Джейми возвращалось сознание, он попросил меня:
– Дай мне умереть. Прошу тебя, дай мне умереть.
– Черта с два! И не надейся! – сказала я.
Но положение было угрожающим. Он заметно слабел, а красные полосы медленно поднимались по руке. Я не спала сутками, сидя у его постели, всматриваясь в его лицо, пытаясь уловить малейшие признаки улучшения. Но улучшения не было. Он не хотел жить. Он не хотел сопротивляться болезни. Никакой хвойный отвар не заставит его захотеть жить.
На рассвете я ненадолго задремала и проснулась от того, что в комнату вошли несколько монахов во главе с самим аббатом. Я вопросительно посмотрела на них.
– Мы пришли дать ему последнее причастие, – мягко сказал аббат.
– Что?! – Я подскочила на месте.
– Он находится между жизнью и смертью. Мы не знаем, сколько еще отмерил ему Господь. Мы не знаем, призовет ли Господь его к себе или дарует жизнь, подвергнув испытаниям. Он не должен отойти в мир иной без святого причастия.
– Он не отойдет в мир иной, – сказала я. – Я не позволю ему умереть. Ему не нужно ни причастие, ни страхование от несчастного случая.
Вошедшие остолбенели.
– Но, моя дорогая, – попытался уговорить меня аббат, – мы не можем допустить…
– Только через мой труп, – сказала я. – Он не умрет. И мне плевать на Господа Бога.
Я выставила их за дверь и истерически разрыдалась. Еще не хватало! Они хоронят его заживо! Конечно, если смириться, сидеть и дожидаться, пока он умрет, все именно так и будет. Я всмотрелась в лицо Джейми. Оно походило на череп, обтянутый бледной, слегка желтоватой кожей. Он страшно исхудал за последние дни. Неужели никакой надежды? В дверь тихонько постучали.
– Это опять вы?! – возмутилась я.
– Нет-нет, они больше не придут, – ответил мне тихий голос брата Бертрана.
Я впустила его и быстро закрыла дверь, на всякий случай. Вдруг они захотят ворваться сюда и все-таки причастить его?
– Я слышал, вы прогнали отца Симона? – с едва заметной усмешкой спросил Бертран.
– Я не могу сидеть тут и смотреть, как они его хоронят. Он не умрет. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы спасти его жизнь.
– Вы не совсем правильно понимаете смысл обряда, мадам Фрэйзер, что простительно. Его первое назначение – очистить душу тяжело больного человека, чтобы облегчить его физические мучения, и попросить у Господа исцеления. Если же Господу не угодно даровать исцеление, тогда…
– Тогда мы готовим больного к смерти и заказываем гроб, – оборвала его я. – Нет уж. Я не хочу допускать и мысли о том, что он может покинуть этот мир.