— Больше. Почти сто восемьдесят. Только род Нинеи такой древний, что для него и триста лет — не срок. Ничего не забыли и ничего не простили.
— Но здесь земли Дреговичей, а не Древлян.
— Где-то же Древлянам надо было укрыться.
— А Беляна? Их матери за двоюродными братьями замужем были.
— Не знаю, Миша, не знаю. Братья те, думаю, тоже не из простых. Был мне наказ от Владыки — дознаться обо всем, да поздно теперь.
— Почему поздно?
— Она не расскажет, а люди ее мертвы все. Покарал Господь, не стал людской кары дожидаться.
— Так о ней сам Владыка знает?
— И не только о ней. Ты думаешь, мало их — от прежних времен оставшихся? Думаешь, смирились они с потерей власти? Мы про них все должны знать, готовыми быть ко всему…
Отец Михаил снова зашелся в кашле.
— Полежи, отче, не разговаривай.
— Нет, я тебя расспросить должен. Намекала, говоришь? На что?
— Ну… Попрекнула, что Экклезиаст христианином не был, а мы его книгу священной почитаем.
— А ты?
— Не нашелся я, не сумел ответить.
— Вот они — происки Врага рода человеческого: посеять сомнение, смутить. А потом это сомнение тебя как ржа изнутри разъест.
— А как же я ответить должен был?
— Потом, Миша, потом об этом поговорим. Люди к ней какие-нибудь приходили?
— Не видел, но я дней семь в беспамятстве был… Или спал, Нинея усыплять умеет.
— Что, и среди дня усыпляла?
— Бывало. Она говорила — сон лучшее лекарство.
— Бывало, значит… А странностей каких-нибудь не заметил?
— Так там все странное, деревня-то вымерла.
— А кто хоронил? Не Нинея же трупы таскала?
— Вроде бы Велимир. Сложил всех на костер, тризну справил, а потом сам повесился.
— Это она тебе сказала?
— Да.
— А поля он тоже в одиночку все сжал?
— Да я же говорю — все странное. Поля сжаты, огороды убраны, скотина вся куда-то подевалась. А у Нинеи запасов на несколько лет и все свежее.
— Помог ей кто-то?
— Она сказала: мир не без добрых людей.
— Настолько добрых, что в жатву свои поля бросили и Нинее помогать пришли?
— Не знаю… Может нечистую силу призвала, а в уплату всю скотину ей отдала?
— Сам-то веришь в то, что сказал?
— Ну… поля же кто-то сжал…
— Ты кликушу-то темную из себя не строй!
"Вот уж хрен вам, стукачом епископального КГБ я не нанимался!".
— Прости, отче, не придумалось больше ничего.
— Я отдохну, Миша, а ты подумай, может еще чего вспомнишь?
До Ратного успели добраться еще засветло. Мишка, въехав в речные ворота, поворотил было к церкви, но отец Михаил, молчавший почти всю дорогу, вдруг подал голос:
— Правь к себе, Миша, и помоги сесть: негоже мне перед паствой слабость являть.
"Вот она — сила церкви: больной не больной, а PR обеспечь! Съездил в логово нечисти, с колдуньей сразился, отрока невинного освободил, теперь семейный конфликт улаживать будет. Орел наш отец Михаил не убоялся и преуспел! Бабий «Интернет» распространит и обсудит, паства оценит и проникнется".