— Ну, да! Мой холоп провинился в доме, чужие люди не замешаны. Да! Суд — семейный!
— Тогда какой разговор о том, чтобы гостей лишать достояния и гнать? Или мы не родственники? Или родственникам, без ущерба для хозяина, нельзя твоим людям на их неверное поведение указать? Приказчику дозволено грубить родне, а родственникам молчать? Если приказчик важнее нас, то что ж ты его за этот стол не усадил? — Мишка указал рукой на стол, за которым восседал дед.
— Ты что несешь, Михайла? Ты как… — Никифор в замешательстве сдвинул шапку на затылок и растерянно уставился на деда выпученными глазами.
— Десятник Андрей! — Снова поправил Мишка.
— Да перестань ты! Что ты из меня дурака делаешь. Молчит твой Андрей, это все ты…
Немой сердито топнул ногой и уставившись на деда, ткнул указательным пальцем в Никифора. Дед все это время сидевший молча, величественно олицетворяя правосудие, выслушивающее прения сторон, а на самом деле (и Мишке было это заметно) чем-то сильно обеспокоенный, отреагировал с подобающей его положению решительностью. Снова хлопнул по столу ладонью и заорал:
— А ну тиха-а-а! Молчать всем! Михандрей! Тьфу! Михайла, объясни толком: чего Андрей хочет? Чего он крутит-то?
— Десятник Андрей, желает точно знать две вещи. Первая — какой у нас суд: княжий или семейный? Это мы уже выяснили — семейный. Вторая — кто мы здесь — члены семьи, или нежеланные гости? Если члены семьи, то о каком изгнании и лишении достояния идет речь? Если же гости, то почему гостя посадили судить самого себя?
Никифор что-то хотел сказать, но дед раздраженно махнул на него рукой и дал разъяснения сам:
— Суд — семейный! Чужих людей здесь нет! Холопы у тебя Никифор распустились: на племянников твоих так наезжают, что ножами отмахиваться приходится! Неудивительно, что и пацан у них дурному научился! Всем все понятно?
"Однако! Лорд Корней тоже не лыком шит, еще немного и будем судить приказчика за нападение на племянников хозяина. Но почему Никифор-то так легко на мои подставы ведется? Не должен бы, он же купец, битый и крученый мужик. Или от неожиданности? И дед чего-то нервничает, вон, даже шрам на лице покраснел. А может, оба еще с бодуна не отошли?".
— Так, — продолжил дед — теперь к делу. Отрок Павел! Кто твои слова подтверждать станет? Мать? А из мужиков некому? Ладно, становись рядом с матерью и помни: если соврешь — спрос с нее будет! Что тут было?
— Минька…
— Михаил! — Поправил дед.
— Ага, Михаил Петьку… ой, Петра ударил.
— За что?
— Просто так.
— Просто так: подошел и, ни с того, ни с сего ударил?
— Нет, мы ему предложили на кулачках подраться. Шутейно. А он сначала не хотел. А потом говорит: «Бей».