Она что-то еще говорила Михаилу, но теперь ее заглушал душ.
— Я тебя не слышу, Анюта, — попробовал ответить Корнилов. — Не слышу тебя, Анечка, — уже погромче. — Анна! Я не слышу тебя! — заорал он, наконец, прильнув ртом к дверной щели.
Шум душа на секунду оборвался.
— Зачем тебе меня слышать? — послышался Анин голос. — Я пою просто так, для себя…
— Она уже поет, — ворчал Михаил, собираясь в магазин. — Речитатив кончился, началась ария. Хоть бы предупредила. А то споет без предупреждения: «Убей мою подругу», а я не пойму, что это уже песня, пойду и убью…
Корнилов уже надевал туфли, когда в кармане зазвучало: «Наверх вы, товарищи! Все по местам! Последний парад наступает. Врагу не сдается наш гордый „Варяг“…» На «гордом „Варяге“» Корнилов нажал кнопку и постарался изобразить голосом отдаленность географическую и психологическую.
— Ладно, Корнилов, я знаю, что ты в Питере, — слышался в трубке голос Санчука, — не изображай там душем морской прибой. И начальство тоже знает. Ты и так должен мне бутылку… саке… Привез? Молоток. Кстати, захвати по дороге, когда в отдел поедешь… Помню я про твою неделю. Мне вообще велели звонить тебе в Японию, чтобы ты вылетал еще пять дней назад. Еле тебя отмазал. Говорю: знаете, каких это стоит «бабок»? Они как про «бабки» услышали, сразу притухли…
— Санчо, да что случилось-то?! — закричал Михаил. — Ты можешь толком сказать?
— Такое дело, Миша… Помнишь свидетельницу?
— По какому делу?
— По какому! По твоему! Свидетельница на твоей свадьбе Людмила Синявина. Ее труп нашли за гаражами в трехстах метрах от ресторана «Идальго». Рваная рана на шее… На следующий день после твоего отъезда в Японию… Короче, приезжай, жду… Саке не забудь. Только никому из наших по дороге не показывай, чтобы без «хвостов».
Михаил постоял какое-то время около серой двери в ванную комнату, слушая, как шумит, шипит вода, как тоненьким ручейком журчит Анин голосок. Женщина с высшим гуманитарным образованием пела: «Ты бы подошел, я бы отвернулась…»
— От кого ты закрываешься?! — Корнилов раздраженно задергал ручкой. — Что это за манера такая?
— «…я бы отвернулась. Ты бы приставал ко мне…» Что надо?
— От кого ты закрываешься?! — повторил Михаил и слова и интонацию.
— От тебя, конечно! Что за дурацкий вопрос! Должны же быть между людьми хотя бы изредка какие-нибудь перегородки…
— Аня, я по делу, — хотелось строже, но строгости в голосе не было совсем.
— Я в ванной посетителей не принимаю.
— Я ухожу на работу. Понимаешь?
Вода сразу перестала шуметь. Щелкнула задвижка. Корнилов вошел в помещение, наполненное теплым туманом. Из-за клеенчатой занавески торчала любимая мокрая голова. Михаил взял огромное мохнатое полотенце, на котором были изображены сине-черные рыбы, возможно, даже карпы, завернул в него маленькую женщину и отнес в комнату, как ребенка, поставил на диван-кровать. Это пока была единственная мебель в комнате, если коробки с вещами и книгами не считать интерьером.