– Да зачем тебе это рванье, – поморщился Игорь, – сама же говоришь, что раскрыла свое инкогнито.
– Не знаю, что такое инкогнито, и откуда ты взял, что я его раскрывала. Наоборот, сидела там закутанная, как капуста. Прохладно в подвале-то. Отопительный сезон еще не начался. А лапсердак свой надену. Кто знает, вдруг убивец тоже шпионит за бомжами моими? Ему подозрительным подумается, что приличная женщина в подвал шастает. К тому же Валера к одному моему обличию обвык, пока к другому присмотрится, время потеряем. Вот и кумекай.
– Ладно, – согласился внук с ее доводами, – делай, как считаешь нужным.
В ожидании, пока бабуся экипируется, он решил быстренько просмотреть сегодняшнюю почту. От этого полезного занятия его прервал жалобный крик.
– Что же ты, дурочка неразумная, сотворила-то, – причитала бабуся, – всю пикировку мою испоганила. Да как же я теперь на дело-то пойду, – причитания приобретали мотив и грозили плавно перейти в жалостливую песню.
Похоже, бабусе понравился этот трюк, покоривший бомжа Петруху. Она планировала испытать его действие на людях более высокого интеллекта.
– Ой, вычислят меня супостаты-ы-ы, ой заломают белы рученьки-и-и, – заходилась бабуся.
– Что тут происходит? – Игорь возник в дверях ванной комнаты, строго взирая на мгновенно умолкшую бабусю и растерянную Ирину.
– Да вот, решила рванье ее постирать, а она недовольна.
Игорь посмотрел на автоматическую стиральную машинку, в окне которой, в грязной пене, плюхалось выразительное тряпье, с уважением именуемое бабусей „эпикировкой“.
– Не вижу повода для истерики, – строго сказал молодой человек, – надень что-нибудь другое, у тебя много хлама всякого.
– Да как ты не понимаешь, я же специально все лето не стирала, в грядках возюкалась, чтобы погрязнее было, а она – одним махом, труд стольких дней!
– Это поправимо. В любую лужу кинь, да ногами потопчи. Вот и грязно будет.
– А еще сыщиком прозываешься, – укоризненно сказала бабуся, – грязь-то должна быть естественно приставшая. Кто же поверит агенту, который в неубедительной грязи шпионит? – уже начала остывать бабуся.
– Я же хотела, как лучше, – чуть не со слезами проговорила Ирина.
– Эх, ты, горемыка, – почти ласково сказала баба Дуся. – ну уж ладно, авось, не сорвешь мне операцию. А за заботу обо мне, старой, спасибо. Отродясь никто одежу за меня не стирал.
Когда они уже сидели в машине, Игорь спросил бабусю:
– Ты слово такое сказала интересное: лапсердак. Что это?
– Это примерно как инкогнито, – пояснила бабуся.
– То есть? – не понял Игорь.