Мы с Присс прошли в отделанную красным пластиком кабинку, расположенную рядом с дверью, и не успели оглянуться, как к нам подскочил Сайрус Ласситер собственной персоной. Вот что значит находиться в компании члена пиджин-форкской королевской фамилии – сервис на высоте. Сайрус, краснолицый толстяк, похожий на разжиревшую бутылку кетчупа, разве что не расшаркался перед Присциллой.
– Очень жаль было услышать про вашего отца, – сказал он.
Присс пробормотала в ответ что-то неразборчивое и не раздумывая сделала заказ. Мне показалось, что она могла бы вести себя и повежливее, но Сайрус, похоже, отнес дурные манеры моей спутницы на счет ее горя. Его маленькие, глубоко посаженные глазки метнулись ко мне, и я прочел в них сочувствие.
Я от души понадеялся, что печаль Сайруса связана не с тем, что мы заказали дежурное блюдо – жаркое ассорти. Это кушанье требует отдельного описания. Тарелка прибывает на ваш стол наполненная до краев – ломти жареной говядины, свиные ребрышки, запеченные куриные крылышки, картошка фри и обязательный маринованный огурец внушительных размеров. Мне казалось, что жаркое ассорти нанесет непоправимый вред стройной девичьей фигуре Присциллы, но говорить я об этом не стал. Тем более что, возможно, Присс нагуляла аппетит, разозлившись на меня.
Я погрузился в ожидание, надеясь, что вот-вот Присцилла сообщит мне то, во что пока меня не посвятила. Минуты текли за минутами, но Присс помалкивала. Если так пойдет и дальше, то придется ждать целую вечность. Похоже, на добрую волю Присциллы полагаться не стоит. Не глядя на меня, она то прихлебывала воду, то ковыряла скатерть, то вертела в руках алюминиевую подставку для салфеток, то перекладывала ножи и вилки. И все это молча. Ни словечка не сказала.
Видимо, придется начать самому, и лучше здесь, чем потом в машине. Ход моих мыслей был предельно прост. В машине Присс могла послать меня куда подальше, а в ресторане, где присутствовали сливки пиджин-форкского общества, вряд ли станет устраивать безобразные сцены.
Тем более что к нашей кабинке то и дело кто-нибудь подходил, дабы принести свои соболезнования; человеку же, который, как считается, пребывает в трауре, не пристало орать и бесноваться в общественном месте. Как ни странно, от людей в трауре ждут, что они будут подавлены и молчаливы.
Все, пора приступать.
– Ну, Присс, ты хочешь что-нибудь мне сказать?
Присс невозмутимо посмотрела на меня круглыми невинными глазами.
Скорее всего, я неверно воспринял приглашение Присс пообедать. Она вовсе не собиралась уступать, просто выманила меня из офиса, чтобы никто не смог подслушать, о чем мы говорим. Клодзилла всегда утверждала, что я ничего не смыслю в женщинах, и я все больше и больше склонялся к тому, что она права.