— Элен, я хотел бы сказать тебе что-то…
— Я тоже, Виктор…
— Говори же! Нет, сначала ты…
— Элен, я никогда не был так счастлив, как сейчас. Ну, а теперь говори ты.
— Я хотела сказать тебе то же самое, Виктор.
Мы вошли в холл. Было темно, особенно после улицы, и Элен включила свет. Мы окаменели: возле лестницы сидела в своей коляске Ева. Она так пронизывала нас взглядом, что я сразу же почувствовал: ни одна деталь в нашем облике не ускользнула от ее внимания — ни еловые иголки в волосах на моей голой груди, ни помятая одежда сестры, ни песок в наших волосах… А главное, она видела наши взгляды — взгляды поверженных любовью людей…
Элен все-таки выдержала ее взгляд. Ева первой отвела глаза.
Некоторое время она колебалась, потом, резко заманеврировав колесами, въехала в свой подъемник.
Она медленно поднималась, и мы смотрели ей вслед. А Ева переводила свои холодные глаза с Элен на меня, с меня на Элен. Наконец нам стали видны лишь ее бледные мертвые ноги и вскоре она исчезла.
Элен прикрыла рукой глаза.
— Это ужасно, — пробормотала она.
И мне, признаюсь вам, было не очень весело. И без предвечернего поцелуя с Евой ситуация была слишком деликатной, а с ним уже и вовсе казалась ужасной, даже безвыходной.
— Что мы будем делать? — вздохнув, спросила Элен.
— Пойдем спать, а завтра увидим…
— Понимаешь…
— Что?
— Я боюсь, Виктор.
— Чего?
— Чтобы она не наделала глупостей. С ее темпераментом!.. Я… Я ожидаю самого худшего!
Выплачется и уснет. А завтра попробуем ей все объяснить.
— Объяснить что?
— Ну, что мы любим друг друга!
— Ты думаешь, она еще в этом сомневается?
— Нет, конечно. Я хотел сказать, мы объясним ей, что это нормально, что ты любишь мужчину и что она должна это понять и принять.
Элен, казалось, была в полной растерянности. Напрасно я успокаивал ее, ничего не помогало.
— Она никогда не примет эту идею!
— Не говори глупостей.
Она в отчаянии заламывала руки и казалась мне еще более красивой. И, клянусь вам, я был от нее без ума.
— Виктор… Виктор, нужно, необходимо, чтобы ты пошел сейчас к ней… Чтобы ты… Чтобы ты объяснил ей все… Она, кажется, слушается тебя… Ты сможешь ей объяснить…
— Завтра…
— Завтра, возможно, будет поздно. Ты не знаешь ее. Она способна.., она способна…
— На что?
— На все, на все, что угодно, только бы отомстить… Если не хочешь ты, то пойду я. Этого уж точно нельзя было допустить.
— Хорошо… Иди спать. Я переговорю с ней.
* * *
Коляска Евы была сконструирована так остроумно, что позволяла ей максимально возможную свободу перемещений. Поднималось и опускалось сидение, откидывалась спинка. Благодаря этому, Ева могла взбираться на кровать и сползать с нее без посторонней помощи.