— Тебе кто-то разрешал вести посторонние разговоры во время учебы? — ровным голосом осведомился Дрона. — Нет? Вон отсюда! До вечера я отстраняю тебя от занятий.
— Слушаюсь, Гуру, — с готовностью поклонился сутин сын, и Дрона решил, что тот снова издевается. В общем, правильно решил. — Я могу идти?
— Должен.
И проклятый наглец, явно не испытывая ни малейшего раскаяния или угрызений совести, вприпрыжку побежал к опушке леса.
Туда, где минутой ранее скрылся некий Экалавья, сын Золотого Лучника.
— Вот только конца этой истории я тебе не рассказал, Учитель, — бормотал, ухмыляясь, Карна на бегу. — Однажды собака перекусила веревку, и остался бхандыга с носом, а собака — с мясом!
Карна вернулся под вечер. Бровью не повел, ложась под плети — дюжина мокрых честно причиталась ему за утреннюю выходку, после чего попросил смазать ему спину кокосовым маслом и завалился спать.
Он давно привык спать на животе.
На следующий день сын возницы вел себя вполне благопристойно. Наставникам дерзил в пределах дозволенного, на подначки братьев-Пандавов и сопредельных раджат отвечал равнодушным хмыканьем, и даже Дрона остался им доволен, что случалось крайне редко.
«Плети вразумили? — размышлял Брахман-из-Ларца. — Сомнительно. Сколько раз драли — и все без толку. Но, с другой стороны, должен же и этот обормот когда-нибудь за ум взяться?! Может быть, сие благословенное время наконец пришло?..»
А когда занятия закончились, Карна, наскоро перекусив, куда-то пропал и вернулся уже затемно.
То же самое произошло и назавтра. Теперь сутин сын регулярно исчезал из летнего лагеря — не то чтобы каждый вечер, но каждый второй наверняка.
«И здесь бабу нашел!» — решили Боец с Бешеным. Царевичи настолько хорошо изучили склонности старшего друга, что сочли излишним поинтересоваться у самого Карны: верна ли их догадка?
А зря.
Ибо догадка была верна лишь отчасти. Неугомонный сутин сын действительно приглядел себе пухленькую сговорчивую пастушку и время от времени водил девицу «в ночное».
Но — лишь время от времени. Значительно чаще Ушастик проводил вечера совершенно иначе.
* * *
— А это что за чурбан, Экалавья?
Нишадец прервал свое занятие — обтесывание деревянной колоды, уже начинавшей смахивать на человеческую фигуру, — и обернулся.
Карна стоял в пяти шагах от него и скептически осматривал творение горца.
— Это будет статуя Наставника Дроны.
— Точно! Такое же дерево, как и он сам! — хохотнул сутин сын.
И оборвал смех, едва завидя укоризну во взгляде приятеля.
— Да ладно, чего ты? Дрона, конечно, наставник хоть куда, но в любой оглобле живого в сто раз больше, чем в этом брахмане! Уж я-то его не первый год знаю!