– Какого князя?
– Холмский в собор приходил.
– Не приметил, не до того. С медведем не совладаю. Как ни сделаю, всё он клыкастый да хищный выходит, страшнее пантеры и льва. А Пантюша твердит: «Медведь – зверь добрый». Сергий так же учил. «Медведь, – говорил он, – зверь добрый, крови не жаждущий. Имя его – „поедающий мёд“».
– Расскажи, отец.
– Троицкая обитель, где я начинал свой труд, стояла первоначально в лесу. В самой ограде лес шумел. Вокруг ограды бегали всякие зверьки и нас не боялись. Отец Сергий заповедь положил не ловить и не губить их. Он говорил в своей доброте: «Всякое дыхание земной твари дорого». За то звери возлюбили его, а птицы летали в самую келью. Однажды медведь объявился. Сергий хлеба кусок отломил, медведю подал. Зверь взял. Назавтра снова пожаловал. Потом стал каждый день приходить. Если не видел Сергия, а кто-то другой клал ему хлеб на колоду, то печалился, хлеба долго не брал и ревел жалобно.
Андрей, следя за рассказом, словно увидел медведя, бравшего хлеб из человеческих рук. Он потянулся за кистью.
– Дозволь мне попробовать. Я медвежьи повадки хорошо изучил, – остановил его робкий Пантюшкин голос. Глаза у мальчонки горели. Видно было, что очень ему хотелось нарисовать медведя.
Андрей с Даниилом переглянулись. Роспись, о которой шла речь, считалась одной из важнейших. Четыре зверя, идущие по кругу, изображали четыре царства. Дракон, пантера и лев были уже написаны. Оставался один медведь. Можно ли доверить такую работу ученику, едва научившемуся писать палаты и травы?
– Приступай, – подумав, сказал Андрей. Даниил возражать не стал.
– Устройство и лепота живой твари достойны восхищения, – прошептал на другой день Патрикей, увидев Пантюшкиного медведя.
Работая над медведем, Пантюшка всё время думал об Устиньке и Медоедке. Может быть, поэтому медведь получился. Конечно, один бы Пантюшка не справился. Андрей всякий раз приходил на помощь.
«Страшный суд» закончили до холодов.
Двадцать шестого октября, в день памяти павших воинов, разобрали леса. Живописцы ушли. После великой работы не хотелось слышать ни похвал ни хулы. Стали стекаться гости: бояре, священники, зажиточные горожане, князь Юрий Холмский с супругой и малолетней сестрой. Разодетые по случаю праздника, гости входили в собор шумно, а войдя, замирали. Тишина в соборе при многолюдстве стояла полнейшая, и казалось, что собор наполняют сладкоголосые звуки. Это два ангела на столбах прижали к губам тонкие длинные трубы.
Красиво написаны ангелы. Льются локоны по плечам, льются складки просторных одежд. Льются трубные звуки, открывают шествие.