Стоило отрокам откинуть крышки, как закачались высокие жемчужные уборы на головах девяти «звёзд». Шадибек поднял окрашенные хной ладони, зашевелил жирными пальцами. Военачальники громко зачмокали. Сам Едигей не скрыл восхищения, когда перед ним поставили лубяной короб, обитый изнутри белой как снег мягкой овчиной. В коробе находились персидские соколы.
– Подобных не удостоился иметь и французский король, – вкрадчиво вымолвил Мамырёв.
Всех сумел улестить хитрый боярин богатыми подношениями.
Юрий Всеволодович понял, что проиграл. И кубки его затерялись среди ворохов тверских даров. И Москву Мамырёв помянул не случайно. Москву в Орде не любили. После разгрома ордынских войск на Куликовом поле прошло всего двадцать пять лет. В Орде ещё помнили, что во главе русских стоял Дмитрий Иванович – Московский великий князь.
«Неужто ни с чем уеду? – подумал Юрий Всеволодович. – Нет, не должно того быть, попробую ещё раз».
– Великий хан, рассуди меня с Тверью. Возверни Холмским их родовую вотчину.
Ответил Юрию Всеволодовичу сам Едигей:
– Повелитель Вселенной раздаёт улусы, когда считает нужным. Каждый русский князь пусть служит Орде, как служил при Батые. Кто провинится, того сумеем наказать.
– Зачем тебе, князь, свой улус? Живи в Орде. Орда любит горячих. – Это сказал Мирза, один из ордынских военачальников, друг Едигея.
Едигею шутка понравилась. Он оскалил крупные жёлтые зубы. Сидящие в шатре рассмеялись.
– Бежать немедля, – сказал Юрий Всеволодович Захару, едва, покинув шатёр, они оказались вблизи оставленных лошадей.
– Твоя правда, князь. Надо уходить, пока живы.
Когда человек несётся к цели, его конь подобен ветру.
Восточная поговорка
Как только стемнело, Пантюшка пробрался в шатёр князя Холмского. – Это я, Пантюшка, – прошептал он, вглядываясь в чёрную пустоту. – Пришёл вот.
Ответа не последовало.
– Пантюшка я. Есть здесь кто?
Молчание.
«Должно быть, пируют у хана. Спрячусь. Дождусь».
Пантюшка ощупью двинулся к сундуку, заполз в щель между сундуком и стенкой шатра, лёг и приготовился ждать. Вскоре его сморил сон.
Ночью ордынский разъезд из пяти всадников услыхал приглушённый топот копыт. Пять сыромятных плетей одновременно свистнуло в воздухе. Пять крепких коротконогих лошадок распластались над ковылём.
Месяц ушёл за тучу. Увидеть тех, за кем пустились в погоню, преследователи смогли лишь тогда, когда зажали убегавших в кольцо. Одно плохо—разглядывать не пришлось. Завязался короткий бешеный бой.
Взжиг! Изогнутые ордынские клинки обрушились на прямые. Взжиг! Взжиг!
Долго ли впятером с двумя справиться?