Значит, снова на боевые позиции. Значит, все-таки атака.
Суденышко точно вышло в крестик прицела и осело после первого же попадания в корму. Следующая торпеда угодила между капитанским мостиком и трубой. Судно разломилось и быстро затонуло. В воде плавало много, очень много людей. Зрелище было неприятное. Море было холодным и неспокойным. Долго в воде люди продержаться не могли.
Когда они, погрузившись, стали медленно уходить, внезапно появились три истребителя-бомбардировщика. Они шли прямо на лодку. Лодка быстро опустилась на большую глубину.
– А плюс 120, – сказал рулевой, дирижируя смычком своей скрипки курс снижения самолетов противника. – И потом жди ударов.
Через шумопеленгатор они слышали неуклонное приближение самолетов. Их совершенно не заботили свои люди за бортом, эти старые опытные асы делали свое дело, они атаковали, да уж, сейчас на славу повеселимся. Пик-пик, это был их радиолокационный сигнал, вражеский «Аздик» обнаружил подлодку, и сейчас первый томми[13] заходил, чтобы сбросить глубинные бомбы. Чертовски точно он вышел на них. «Оба АК, строго с правого борта, с носа по центру, с кормы пять снизу», – поступил приказ, и тут же последовала первая серия глубоководных ударов, точно над лодкой и очень близко. Водомерные стекла лопнули, предохранители выпали. А уже подходил напарник томми, пропеллеры его были очень хорошо слышны. Он был теперь прямо над ними, падали глубинные бомбы…
…и с безумным криком Другой проснулся. Он взмок. Потребовалось какое-то время, прежде чем он осознал, где он, и что это ему снилось, и что все уже позади.
Солнце стояло в небе очень высоко. Он проспал так долго, что день был уже в полном разгаре.
Сердце сильно колотилось, а в ушах все еще слышался резкий звук разрыва глубинных бомб. Перед глазами все еще стояла картина плывущих людей и контуры бомбардировщиков, пикирующих на лодку.
А сейчас?
Он тяжело дышал и нырнуть просто так в глубину не мог. Сейчас он сидел в надувной лодке, и солнце жгло так, будто его сам черт в аду поджаривал, и ничего вокруг кроме этого не было. Ничего, абсолютно ничего. Только вода, и небо, и пустой горизонт, и он с воспаленной глоткой.
– На горизонте пусто, дорогой мой, – сказал он.
Или нет? Вон там, по левому борту, что-то плывет?
Другой напряг глаза, пока они не заболели еще сильнее.
В дрожащем над водой мареве нельзя было различить ничего определенного.
Но он в конце концов разглядел. Это был Однорукий, его гнало течением.
Значит, Однорукий.
Другой положил голову на колени, сжался, сидя на корточках, и попытался скрыться от того, что приближалось к нему, что поднималось в нем самом и что надвигалось извне. Он сжал веки, чтобы ничего не видеть. Обхватил голову руками и отвернулся. Но ничего не помогало. Однорукий по-прежнему оставался там, где был. Вон он плывет! Почему он приплыл сюда? Разве нельзя было взять и исчезнуть? «Мертвые всегда хватают живых», – вспомнилось ему снова, и поднялась холодная, циничная ярость к мертвецу.