В пещере стало шумно, как внутри литавр.
Две взрослые обезьяны поднялись на своих кривых и сравнительно коротких ногах и рычали на него, в то время как две верхние руки молотили по груди, а две промежуточные хлопали по животам.
Прежде чем они смогли двинуться на него, их чуть не сшибли Подарга и орлица, ворвавшиеся, словно заряд из дробовика.
Они надеялись поймать загнанного в угол и относительно беспомощного Кикаху, хотя опыт их столкновений с ним должен был научить их осторожности. Вместо этого они променяли трех раненных, усталых и не желавших больше драться бенсов на двух чудовищно больших, отдохнувших, подкрепившихся и разъяренных белых обезьян.
Кикахе хотелось посмотреть на битву и поддержать подбадривающими криками обезьян, но он не желал истощать свое везение, поскольку оно уже подавало указание о приближении опасности. Поэтому он бросил два ловушечных полумесяца на пол и снял другие пять.
Четыре он сунул под мышку, собираясь прихватить их с собой. Если гарпия спасется от обезьян и попытается воспользоваться полумесяцами, то кончит жизнь в дворцовой тюрьме.
Кикаха помедлил, хотя и знал, что этого лучше не делать, слишком долго задерживая свое исчезновение.
Подарга вдруг вырвалась и понеслась через пещеру, словно бейсбольный мяч.
Она так быстро влетела в камеру, что ему пришлось бросить полумесяцы и поднять для защиты меч. Она ударила его сперва лапами, и он врезался в стену, отбив печень и почки.
Он не мог рубануть мечом, потому что, во-первых, она была уже слишком близко, а во-вторых, он в данный момент слишком страдал от боли, чтобы воспользоваться мечом.
Затем они вновь и вновь перекатывались по полу, и её когти вцепились ему в бедра. Боль была мучительной. Подарга колотила его крыльями по лицу, голове и шее. Несмотря на боль и шок от ударов, он сумел стукнуть её кулаком по подбородку, а затем трахнуть рукоятью меча сбоку по голове.
Глаза её скосились и остекленели, из носа хлынула кровь. Она упала на спину, раскинув крылья, словно разметавшиеся руки. Когти её, однако, остались в его бедрах, и Кикахе пришлось отковыривать их один за другим. Кровь стекала по его ногам и образовывала лужи.
Когда он оторвал последний коготь, в камеру ворвался самец обезьяны. Кикаха подобрал меч и обрушил его на вытянутую лапу.
Удар отдался в его кисти и чуть не заставил его выпустить оружие. Но лапа, перерубленная на запястье, упала на пол.
Его окатило хлынувшей из обрубка кровью, на мгновение ослепив. Он вовремя вытер кровь, чтобы увидеть, как обезьяна, визжа, удирает на двух ногах и трех оставшихся лапах. Она врезалась головой в последнюю орлицу, только что кончившую выпускать кишки самке клювом и когтями.