«Всё вышеупомянутое имущество может перейти моей племяннице Анфисе Григорьевне Распекаевой лишь в том случае, если она выполнит следующие пункты:
1. В течение трёх месяцев после моей кончины выйдет замуж за жителя города N или его окрестностей, откуда родом я и её мать Елена Михайловна Распекаева (в девичестве Яблочкина).
2. Проживёт с ним в законном браке не менее пяти лет, для чего молодожёны могут воспользоваться моей квартирой.
3. Приживет от мужа ребёнка, пол которого не имеет значения. В случае медицинского подтверждения того, что одна из сторон не может иметь детей по состоянию здоровья, супруги обязаны усыновить младенца из детского дома.
Только при выполнении вышеприведённых условий моя племянница Анфиса Григорьевна Распекаева может со спокойной совестью вступить в право наследования по истечении пяти лет со дня моей смерти.
В случае невыполнения хотя бы одного пункта из вышеперечисленных всё движимое и недвижимое имущество автоматически переходит в распоряжение церкви «Благостного милосердия и щемящей сострадательности» для построения богоугодных заведений, по усмотрению пастора сей церкви для спасения моей грешной души».
Вот такую свинью подложила Анфисе её единственная родственница! Конечно, наша героиня могла бы выйти замуж за первого встречного, но в завещании чётко сказано, что избранником её должен стать не кто иной, как житель забытого Богом городишки N, откуда семья Яблочкиных переехала полвека тому назад. Стало быть, нужно ехать в N и искать мужа там. Именно искать, а не бросаться на шею первому попавшемуся энцу, потому что этот первый попавшийся может оказаться кем угодно: маньяком, хроническим алкоголиком или находиться в плену ужасающих, а может, нелепых каких-нибудь страстей. Автор знает много примеров того, как самые невинные привычки человека, которые, на первый взгляд, вроде бы не могли причинить никаких неудобств его близким, на самом деле оказывались губительными для семьи – ячейки общества и не приводили ни к чему, кроме разводов и раздела имущества.
Так, одна моя знакомая – Андромеда Завжикина, безумно влюблённая в своего мужа, развелась с ним, несмотря на ещё пылающую в её сердце страсть к благоверному, на седьмом году их совместной жизни из-за одной лишь его дурацкой привычки класть дырявый блин прямо на клеёнку (не на тарелку, заметьте, а на стол), мазать его смородинным вареньем, затем, свернув в трубочку, отправлять, пофыркивая от удовольствия, в рот. В первый год знакомая моя была настолько ослеплена любовью к супругу, что вообще вокруг себя ничего не слышала, никого не видела, кроме туманного силуэта своего неистового влечения. Про блины, едомые на клеёнке, и говорить нечего! На второй год туман спал, развеялся, и Андромеда узрела непосредственно образ ненаглядного супруга. Весь третий год она только и делала, что умилялась ему, этому милому сердцу образу, и радовалась, что выбор её остановился именно на нём. Четвёртый и пятый год Завжикина поставила себе целью при помощи мужа сделаться опытной женщиной, что касается любовных утех, которые, надо сказать, между ними происходили настолько редко, что при всём желании моя знакомая не смогла бы стать особой, искушённой в сексе. Шестой год – весь напролёт – она пыталась забеременеть, но из этого тоже ничего не получилось по причине крайне редких связей с собственным мужем. Седьмой год в их совместной жизни выдался поистине роковым – у неё, словно у лошади, шоры с глаз спали, и она увидела себя вздыбленной над пропастью: одно неверное движение – и падение в бездну ей обеспечено. В качестве провокатора падения в бездну Андромеда Завжикина признала своего благоверного, который, облизываясь, стаскивал очередной дырявый блин с тарелки, с наслаждением потягивая его за края, укладывал прямо на новую, неземной красоты, привезённую из Германии клеёнку и принимался покрывать его смородинным варением. Супруга, потеряв дар речи, с ужасом смотрела, как через дырки блина просачивается жидкое, чернильного цвета варенье прямо на заморскую, головокружительной красоты клеёнку. Она вдруг почувствовала, что если не скажет сию секунду острое, как лезвие скальпеля слово, то непременно полетит вниз, в бездну. И она его сказала, неожиданно обретя дар речи: