Одна тень задержалась на опушке, оглянулась. Заблестели глаза. Женский силуэт вытянулся и материализовался в худую высокую женщину. Она была непонятного возраста и не красавицей, но самое яркое впечатление оставляли глаза. Большие, черные и очень злые. Взгляд летел через поляну, в окно, светящееся мерцающим огнем трех свечей. Во взгляде было столько ненависти, что он мог прожечь толстые бревна избы… Но тут женщину грубо дернула за рукав темного платья появившаяся из темноты Ягиня.
– Только попробуй испортить ритуал, я тебя, Кикимора, сошлю в Европу, будешь в Берлине в зоопарке сидеть, других болот там уже нету.
– Он мой! – сверкнула глазами Кикимора. – А ты под него чужую бабу подкладываешь!
– Знаешь что, «дорогая»… – Ягиня шипела Кикиморе в лицо. – Ты перестань доставать Лешего, он, бедняжка, от тебя в Сибирь сбегает, в прошлом году аж на Курилы подался. Не нужна ты ему. Тем более что родить ему ты не можешь. То есть детей у тебя много, но все не от него.
– Я тебе этого не прощу… и ей…
И Кикимора исчезла. Следом растворилась в темном лесу Ягиня. Очнулась Елена, сидя на полу у стены, рядом лежала медвежья шкура с кинутой сверху простыней.
– Пить хочется, – прошептала Елена.
Здесь, в деревенской избе, она была в полной зависимости от мужчины. Леший стоял у окна, смотрел в темноту, в лес. Он обернулся, глаза продолжали сиять. Взяв со стола кружку, он сел на корточки перед Еленой. Забирая кружку из его руки, Елена не нарочно дотронулась до его пальцев, и ток желания пробил ее по всему телу.
В кружке была простая родниковая вода. Выпив ее, Елена не стала вставать, а поставила кружку к стене, на пол.
Леший сидел напротив и наблюдал за нею, затем уверенно и нежно провел ладонью по лицу, по шее, по груди. Елена, замерев, ждала, что будет дальше. Леший, оставив правую руку на груди Елены, левой рукой погладил ее ноги и стал гладить все выше, задирая подол длинной рубахи.
От забытой нежности любовных ласк Елена окончательно потеряла голову. Ей захотелось почувствовать губами тепло кожи Лешего, ощутить упругость его мышц своими руками. Его лицо приблизилось к ней, и Елена обняла Лешего, прижавшись к нему всем телом.
Ее рубашка и порты Лешего оказались на полу, и тела соединились. Лена и ее мужчина не разговаривали, это было совершенно ни к чему. У Лешего сбивалось дыхание от поцелуев и мужской работы. Елена стонала, ощущая только блаженство и свободу ото всех условностей. Рассвет разбудил Елену солнечным лучом. Улыбнувшись, она потянулась и перевернулась на бок. Открыв глаза, она увидела одеяло, которое не могло находиться в ее квартире. Кажется, техника, когда сшивалось полотно из кусочков разноцветной ткани, называлась «пэчворк». Где-то она недавно видела подобные образчики народного творчества. Резко повернувшись, Елена посмотрела вверх. Над головой были доски избы.