И Европа буржуа, в подлинном смысле слова Старый Свет, где утончённостью вкуса и обихода гордились не меньше, чем счётом в банке, буквально взорвалась негодованием. В 1930 году появился своего рода манифест, осмыслявший и подводивший итог двух бурных десятилетий — знаменитая работа испанского мыслителя Хосе Ортеги-и-Гассета “Восстание масс”.
“В современной общественной жизни Европы, — предуведомлял философ в первом же абзаце, — есть — к добру ли, к худу ли — один исключительно важный факт: вся власть в обществе перешла к массам” (здесь и далее цит. по: О р т е г а — и — Г а с с е т Х. Восстание масс. “Вопросы философии”, N 3, 4, 1989).
В России работа Ортеги была переведена с более чем полувековым опозданием, но тоже ко времени: горбачёвская перестройка стала круто сворачивать от прекраснодушных лозунгов к жёсткому переформатированию общества. Оно вновь разделилось на массу, господство которой обличал Ортега, и избранное меньшинство, призванное, по мнению испанского философа (и, очевидно, его российских публикаторов), безраздельно господствовать над “толпой”.
Тем не менее работу провели по разделу эстетики, дескать, великий мыслитель обличал массовую культуру. Ортега действительно затрагивал вопросы культуры, так же как и вопросы науки, техники — книга поистине всеохватна. Но на первом месте у него, безусловно, политика: “…Массы решили двинуться на авансцену социальной жизни, занять там места, использовать достижения техники и наслаждаться всем тем, что раньше было предоставлено лишь немногим…… Сегодня мы присутствуем при триумфе гипердемократии, когда массы действуют непосредственно, помимо закона, навязывая всему обществу свою волю и вкусы”.
Работа Ортеги вторично обрела политическую злободневность, но её смысл по возможности завуалировали от непосвящённых эстетической болтовнёй комментаторов. Почему? Возможно, до времени решили не раскрывать карты. Антидемократизм “Восстания…” не только притягивал тех, кто претендовал стать новыми хозяевами жизни, но и пугал их своей откровенностью. Многие пассажи Ортеги перекликаются с положениями “Майн Кампф”. Но одно дело — поверженный, ославленный “бесноватым” Гитлер, другое — один из самых блистательных европейских умов.
Однако не будем оглядываться на имена, куда плодотворнее вчитаться в тексты. Тем более, что в своей ненависти (“смесь ненависти и отвращения”, — уточняет Ортега) автор “Восстания……” чрезвычайно выразителен: “Массы перестали быть послушными…… меньшинствам, они не повинуются им, не следуют за ними, не уважают их, а, наоборот, отстраняют и вытесняют их”; “Такого ещё не бывало в истории — мы живём под грубым господством масс”.