– Ого! – воскликнул я и тут же бросился на землю, закрыв лицо руками: желтая вспышка озарила лес, и мне почудилось, что это снова световой взрыв.
Но вспышка погасла, и больше ничего не произошло.
– Ого! – осторожно повторил я, выждав немного.
На этот раз я заметил источник света. Желтые лучи шли от меня.
– Ой, – сказал я громко.
И в такт звукам все вокруг осветилось желтыми и синими огнями.
Я замер, затем хлопнул в ладоши. Между ладонями взорвался разноцветный огонь, осветив на миг поляну. А через секунду лес ответил тихим фиолетовым отблеском. Я хлопнул снова. И снова мне ответил лес.
– Эге-ге-гей!!! – заорал я что было сил.
Красный свет заметался по лесу и потух. И эхо ответило «гей!», полыхнув далеким смутным заревом.
– Сам ты гей… – обиделся я.
Помотал головой и закрыл лицо ладонями. Ничего не изменилось. Я изо всей силы зажмурил глаза и снова открыл. Глаза не видели. А то, что видело, – это были совсем не глаза. И тут понял: видел мир живот. Живот и грудь. Я аккуратно ощупал себя. Попробовал почесать живот, но ощущения были резкие и неприятные – будто неосторожно ковыряешь в ухе спичкой. Или открываешь глаза, нырнув в море.
Позже, когда я все это снова и снова прокручивал в памяти, меня удивляло лишь одно – почему я так спокойно отнесся к происходящему? И я до сих пор не знаю ответа на этот вопрос, но думаю, что мне вкололи какое-то успокоительное или каким-то другим способом привели в порядок психику. Так или иначе, но я на удивление быстро адаптировался. Все нормально: выпил, поругался с друзьями, попал ночью один в лес, потерял зрение и теперь ориентируюсь по звуку. Точнее – вижу животом звук. Все ясно. Удивительно слегка, но не более. Гораздо больше меня в тот момент волновал вопрос, как и куда теперь выбираться. Голова больше не кружилась, и хмеля в ней не осталось совсем – абсолютно трезвая голова. Холодный ночной воздух резал ноздри и забирался под куртку. По-любому надо было идти к людям.
Я привычно поднял руку к лицу и посмотрел на свои электронные часы. Рука уехала вверх и осталась темной. Я опустил ее на уровень живота. Не видно. Тогда я открыл рот, вытянул губы трубочкой и протяжно завыл, стараясь осветить руку густым светом: «У-у-у-у-у-у-у-у…» В этом красном свете рука оказалась видна хорошо. Часы – тоже неплохо, а вот циферблат с цифрами оказались неразличимы абсолютно – ни в какую, как ни верти. И было понятно почему. В легких кончился воздух, я прекратил выть и закрыл рот.
А вдали уже разгорался новый огонь. Я увидел, что это поезд. Виден не очень отчетливо, но можно рассмотреть красные вагоны длинного товарняка. Вагоны и локомотив ярко светились, и этом свете был насквозь виден лес и станция с домиком – все-таки до станции оказалось не так уж далеко. Товарняк кратко прогудел, озарив ярким багровым огнем все вокруг, и я разглядел за станцией деревушку, домики, шоссе и даже легковую машину, хотя не понять было, стоит она посреди шоссе или едет. Тогда я быстро развернулся всем корпусом, пытаясь разглядеть в противоположной стороне поселок, где остались друзья, но ничего не увидел, а товарняк тем временем смолк. Я еще постоял немного, всматриваясь в даль, но поезд уехал, и навалилась темнота.