— Создается впечатление, Чернова, — произнес он, — что ты не отучилась четыре с лишним года в университете, и тебя не научили выражать свои мысли. Я не обязан догадываться о том, что ты имела в виду.
— Опять вы… — Я неожиданно обиделась. Обижаться на Давлетьярова было делом пустым и небезопасным, но сегодня настроение располагало. — Не хотите отвечать, так и скажите, чего ерничать-то?
— Чернова в своем репертуаре, — сказал в сторону Давлетьяров и вдруг посерьезнел. — Что я чувствую… Ничего я, Чернова, не чувствую. Вообще ничего. Только и всего.
Я молчала, удивленная скорее самим фактом ответа, нежели его содержанием.
— Прежде… — Давлетьяров глубоко затянулся, облачко дыма поплыло в черное прозрачное небо. — Это было все равно как сломанная рука — она вроде бы и есть, но воспользоваться ею ты не можешь. И это мучает больше, чем физическая боль. А теперь руки нет. Совсем нет. Считай, что ампутировали.
— И фантомные боли не мучают? — не удержалась я.
— Нет, — ответил он и отшвырнул недокуренную сигарету. — Наоборот. Теперь стало намного спокойнее.
Я, кажется, поняла. Несколько месяцев назад, еще будучи магом, Давлетьяров не мог отделаться от воспоминаний о том, каким он был раньше — по-настоящему могущественным, одним из лучших. И от сравнений с тем, что он может сделать сейчас. Такие воспоминания и сравнения разъедают душу не хуже серной кислоты. А теперь? Теперь сравнивать стало не с чем. Остались только воспоминания, но, кажется, Давлетьяров уже смирился с тем, что магией ему больше не заниматься. Странно, вообще-то. Не ожидала я от него такого.
— Не слишком понятно, правда, чем я теперь буду заниматься, — сказал вдруг он, словно подслушав мои мысли.
— Ну, вы могли бы и дальше преподавать, — заикнулась было я, но получила в ответ взгляд, исполненный такого отвращения, что даже поежилась.
— Чернова, ты несешь чушь, — произнес Давлетьяров знаменитым своим брезгливым тоном, каким разносил обычно нас за невыполненные задания. — Если преподаватель не является практикующим магом, грош ему цена. Магия, как любая наука, не стоит на месте, и уже через пять лет все, что я знаю, безнадежно устареет.
— Ну а, скажем, история магии, теория… — не сдавалась я.
— Историю магии я и сам плохо знаю, — ответил Давлетьяров, и я от неожиданности фыркнула. Шуток от него я никогда не слышала и услышать не надеялась. Подозреваю, что и в этот раз он вовсе не шутил. — Да и тоскливо это…
Я примолкла, уже не радуясь тому, что смогла вызвать Давлетьярова на откровенный разговор. Таких признаний — я была в курсе — он не делал даже лечащему врачу. Если честно, с врачами он вообще не разговаривал, а если и отвечал, то односложно — да или нет, вот и весь разговор. По-моему, если бы не я, он бы вообще сутками рта не раскрывал. И… а я не знаю, что было бы тогда. Пускай уж лучше надо мной поиздевается, я привыкла за время учебы, с меня не убудет.