А непредсказуемость всегда опасна.
Люди, поверхностно и даже неплохо знавшие его, были уверены: Граев, он же Терминатор, он же Танцор-под-пулями, он же просто Танцор — этот сфинкс, эта машина для Охоты на людей, для захвата, обезоруживания и экстренного потрошения, — не ведает, что такое страх.
Они ошибались. В соответствующих обстоятельствах Граев страх испытывал, и порой достаточно сильный. Проявлялось это странным образом: происходило нечто вроде раздвоения сознания. Граев видел себя со стороны — маленького, крохотного, кукольного Граева, мечущегося словно по рельефной карте, расположенной на дне деревянного ящика со стеклянным верхом.
Граев-маленький боялся, с трудом давил в себе панический ужас — и не знал, где ждет его смерть, за каким картонным препятствием. А Граев-большой, глядя на него с каким-то отрешенным состраданием, думал: “Бедный маленький Граев! А ведь тебя сейчас убьют. И идешь ты не туда — вон она, твоя смерть, за тем холмиком, прильнула к оптическому прицелу…”
И Граев-маленький, послушный этим мыслям, несмотря на захлестывающую его панику, шел куда нужно, делал что нужно, танцевал под пулями — и оставался жить.
Может быть, психиатры и нашли бы, что такой выверт сродни шизофрении, — но Граев никогда с ними на эту тему не общался, не желая служить материалом для чужих диссертаций.
А сейчас на этой выпуклой карте, на этом игрушечном поле боя, было много лишних фигурок — те, кого Граев, сам того не желая, подставил под удар. Одна из них уже лежала неподвижно, смотря на Граева-большого стекленеющим взором, — доктор Марин… Остальных надо вывести из игры как можно скорее. Другое дело, что смахиваемая со стола фигурка может ничего не понимать и сопротивляться…
“Сильфида” шла к концу.
Практичный Граев внимательно изучил купленную программку и знал, что когда похожая не то на стрекозу, не то на муравьиную царицу девушка отбросит свои крылышки — тут и сказке близкий конец, надо двигаться с Сашей к выходу, не дожидаясь финальных оваций, чтобы грамотно раствориться, затеряться в валящей из театра толпе. Не важно, что нет никаких признаков наружки. Известно, кто бережет береженого, — а надеявшимися на авось полным-полны кладбища.
Но насекомообразная девица никак не спешила расстаться с заплечным украшением, и Граев, весь спектакль напряженно раздумывающий отнюдь не о том, что происходило на сцене, — неожиданно увлекся финальным танцем.
Правда, мысли ему в голову пришли не связанные с миром высокого искусства — Граев понял, что с такой пластикой, отточенностью движений и чувством ритма можно легко станцевать танец под пулями, играючи проходя между буравящим воздух свинцом и заставляя противника давить на спуск в бездумной панике.