На стоянке за автовокзалом поджидали седоков два такси, спустя недолгое время к ним присоединились еще три.
«К автобусу восьмичасовому собираются», — подумал Граев, и не ошибся. Автобус подкатил со стороны Петербурга с пятиминутным опозданием, и вышедшие из него пассажиры расселись по машинам. Знакомый толстяк был тут как тут: вертелся среди отъезжающих, слушал, куда и почем договариваются, записывал что-то в маленькую книжечку.
Наконец стоянка опустела, толстяк исчез за своей дверью, — словно исполнивший поручение джинн удалился в бутылку.
Граев не стал мешкать. Не стуча, распахнул дверь, вошел.
Небольшая комната: стол, три стула, — вот и вся обстановка. На столе портативный цветной телевизор и телефон — старый, дисковый. На стене календарь с обнаженной красоткой, даты — вплоть до сегодняшнего дня — помечены кружками и крестиками.
За столом сидели трое. Толстяк и двое парнишек в кожаных куртках — один вертел в руках нунчаки, у другого под рукой стояла прислоненная к стене монтировка.
Понятно… Дешевки, шестерки — на тот случай, если кто-то из таксистов заартачится, или к кормному месту вздумает примазаться какой-то левый водитель… Если Джазмен после подвигов Макса и ввел в своей конторе осадное положение (а он, надо думать, ввел), то дополнительной охраной этой точки не озаботился. Наверняка лучшие бойцы берегут сейчас его драгоценную персону.