— Малта? — голос прозвучал очень тихо и ласково. Плеча Малты нежно коснулась рука: — Малта, голубушка, у тебя все хорошо?
Малта крутанулась на месте. Схватила свою тарелку с остатками каши — и шарахнула ее об пол, прямо под ноги Рэйч.
— Ненавижу овсянку! Не смей ее больше мне подавать! В остальном можешь готовить, что тебе скажут, но овсянки больше чтоб не было! И не смей ко мне прикасаться! Ты не имеешь права на это!.. А теперь приберись тут — и оставь меня в покое!
Она оттолкнула потрясенную рабыню с дороги и вылетела из комнаты. Рабы!.. Какие же они глупые! Причем во всех отношениях…
— Совершенный… Мне надо кое о чем переговорить с тобой.
Янтарь провела с ним целый день после полудня. Она принесла с собой фонарь и исследовала его корпус изнутри. Она медленно ходила по трюму, по капитанской каюте, по всем помещениям, осмотрела рундук для карт. Задала кучу вопросов. На одни он ответил, на другие — не смог или не захотел. Она нашла вещи, оставленные Брэшеном, и смело переустроила их на собственный вкус, говоря: «Как-нибудь я приду сюда вечером и заночую внутри, хорошо? Мы до утра сможем рассказывать друг другу что-нибудь интересное…» Как занимал ее всякий случайный мусор, который она находила. Мешочек с игральными костями, засунутый в укромный уголок кем-то из моряков — чтобы можно было развлекаться на вахте и не быть пойманным. Надпись, вырезанная на переборке: Три дня, да поможет нам Са… Ей ужасно захотелось узнать, кто это вырезал и почему. Она обнаружила кровяные отметины и немедленно преисполнилась любопытства. Она ходила от одного пятна к другому, насчитав их семнадцать. Она пропустила еще шесть штук, но он не стал ее поправлять. Не стал ради нее вспоминать день, когда пролилась кровь, или имена павших. А в каюте капитана она разыскала запирающийся стенной ящичек, где положено было храниться его бортовому журналу. Там было пусто. Замок был давно взломан, даже деревянная дверца — размочалена в щепы. А бортжурналы, хранилища его памяти, — безвозвратно похищены. На эту новость Янтарь накинулась, точно чайка на мертвое тело, плавающее по волнам.
— Так вот почему ты на мои вопросы не отвечаешь? Или есть иная причина? Ты правда без бортжурналов совсем ничего не помнишь?… В самом деле? А почему же ты еще не забыл приходов Мингслея — или моих? О них ведь у тебя никаких записей нет?…
На это он только передернул плечами:
— Я, может, и позабуду тебя. Лет этак через десяток, когда ты потеряешь ко мне интерес и перестанешь посещать меня. Ты не понимаешь, что расспрашиваешь меня o событиях, случившихся задолго до твоего появления на свет? Попробуй, расскажи мне о своем раннем детстве. Ты себя очень хорошо помнишь в младенчестве?