— Точно, — возликовал Соркор, и Кеннит запоздало сообразил, что это-то и была настоящая причина его упрямства и возражений. Он просто боялся, что Кеннит на своей единственной ноге не справится с корабельным штурвалом.
Пришлось — нехотя и сугубо про себя — признать, что, возможно, старпом был не так уж не прав.
— Угу, — сказал он таким тоном, будто именно об этом все время и думал. Соркор уступил ему свое место. Подмена получилась бы очень неловкой, но Этта вовремя ухватилась за рукоятки штурвала. Кеннит встал у нее за спиной. Одну руку он положил на штурвал, чтобы помогать ей, а другой обхватил Этту, чтобы удерживать равновесие. Он чувствовал напряжение ее тела, но присутствовало и кое-что иное. Возбуждение. Бешеный азарт… На миг Кенниту показалось, будто не Этту он обнимал, а сам корабль.
— Говори мне, что делать! — крикнула она через плечо. Он ответил:
— Просто держи как держишь. Когда придет время, я дам знать.
Он не отрывал глаз от серебристого живого корабля, сражавшегося с волнами.
Он плотно прижимал ее к себе, временами наваливаясь на спину, но его тело было для нее не обузой — скорее, защитой от дождя и пронизывающего ветра. Правая рука обхватывала ее, левая крепко держала штурвал… И все равно ей было страшно. Ну зачем она на это вызвалась?… Этта так стискивала рукоятки, что пальцы скоро начало ломить. Она как могла напрягала руки, чтобы противостоять любому неожиданному движению корабля. Всюду вокруг была только тьма, и ревущий ветер, и дождь, и вода, несущаяся за бортом. Только впереди время от времени вспыхивали белизной буруны: это волны разбивались о заросшие ракушками скалы. Этта понятия не имела, что делает. Быть может, вот прямо сейчас она правит прямехонько на скалу — и не сможет даже догадаться об этом, пока не раздастся удар… Она могла стать причиной гибели всей команды — всех, до последней души на борту!..
Потом у ее левого уха тихо прозвучал голос Кеннита. На сей раз он не кричал, а почти шептал, но все равно она слышала.
— На самом деле ничего страшного и даже очень сложного здесь нет… Подними глаза, посмотри кругом! Попробуй почувствовать сквозь штурвал весь корабль. Вот так… А теперь расслабь руки. Будешь так душить дерево — нипочем не успеешь отреагировать. Вот, вот… Теперь чувствуешь ее? Она с тобой разговаривает, ведь так? «И кто это там такой, — думает она сейчас, — чья это там такая легкая рука на руле?…» Так что держи курс и постарайся ободрить ее. Вот так, вот так, отпусти чуточку… именно чуточку… Вот так и держи!
Он говорил тем же голосом, что и в минуты любви. Тихо, почти задыхаясь… и так ободряюще. Никогда она еще не чувствовала себя ближе к нему, чем сейчас, когда ей выпало разделить с ним его любовь к кораблю, который он вел сквозь яростный шторм. Никогда еще она не чувствовала себя сильней, чем сейчас, когда она крепко и бережно держала штурвал, помогая «Мариетте» взбираться на крутые горбы волн. Где-то наверху Соркор орал на матросов. Они рифили какие-то паруса, и происходившее по-прежнему казалось ей непостижимым, но внезапно ее охватила жгучая жажда постигнуть. Ибо это не было чем-то превыше ее разумения. И, стало быть, она сможет! Об этом ей убедительно говорили и обхватившая ее рука Кеннита, и вес его тела, прижимавшегося к ее спине, и тихий голос, звучавший над ухом. Она сощурилась, смаргивая с ресниц дождь. Сырость и холод перестали быть для нее чем-то таким, чего следовало всеми силами избегать. Нет! Отныне это была всего лишь часть жизни — быть может, не самая приятная, однако закономерная… часть ее жизни. Жизни, которая неслась вперед, словно подхваченный течением и ветром корабль. Жизни, которая что ни день выковывала из нее новую личность. Личность, достойную уважения — и самоуважения… В какой-то миг она спросила его: