Едва ли не впервые ему почти захотелось, чтобы она поняла. Но никто не должен был знать, какие слова произнес талисман, когда они с мальчиком так глубоко заглянули друг другу в глаза. Никто не должен был знать о связи, возникшей между ними в мгновение ока, о связи, которая дразнила любопытство Кеннита… и пугала его. И он сказал еще, ограждая себя от дальнейших вопросов:
— Мы уже подняли якорь?
— Соркор ведет нас в Бычье устье. Кори стоит у руля, Брик командует на палубе. Мы следуем за «Мариеттой».
— Ясно. — И Кеннит улыбнулся своим мыслям. — Ну и как тебе нравится мой живой корабль?
Этта тоже улыбнулась — горько и сладко одновременно.
— Она красавица. И я уже ревную. — Этта сложила на груди руки и посмотрела на него искоса. — Не думаю, что мы с ней скоро подружимся. Она слишком странное существо — и не женщина, и не дерево, и не корабль! Я не в очень большом восторге от тех блистательных речей, которыми ты так щедро осыпал ее. И мальчишка, Уинтроу, мне не слишком то по душе…
— А мне, как и всегда, нет особого дела до того, что там тебе нравится или не нравится, — нетерпеливо перебил Кеннит. — Но что я мог ей предложить, кроме слов, чтобы завоевать ее? Она ведь не женщина в том же смысле, что ты! — Шлюха еще продолжала дуться, и он добавил со всей свирепостью: — Эх, не болела бы так нога! Сей же час бы на кровати-то тебя разложил — да и показал тебе, кто ты такая для меня есть…
Черный лед в ее глазах мгновенно сменился темным огнем.
— Вот бы так оно и случилось, — тихо сказала она. И необыкновенно возмутила его теплой улыбкой, которой вознаграждена была его грубость.
Кайл Хэвен лежал на ободранной койке Гентри и смотрел в потолок. То малое, что оставили после себя рывшиеся в пожитках рабы, валялось на полу. Уинтроу переступил через цепочку, вырезанную из дерева, и лишенный пары, брошенный кем-то носок. Все прочее, еще сутки назад принадлежавшее Гентри — его книги, одежда, инструмент для резьбы по дереву, — было отсюда унесено либо валялось изничтоженное. Кто тут больше потрудился — рабы, потрошившие каюты команды, или пираты с их гораздо лучше организованным сбором добычи?…
— Это я, отец, — сказал он, тихо закрывая за собой дверь. — Я, Уинтроу.
Дверь больше не запиралась: во время восстания кто-то сломал замок ударом ноги, даже не удосужившись сначала попробовать повернуть ручку. Впрочем, дверь была притворена, и двое «расписных», поставленные Са'Адаром нести стражу, не попытались заново ее распахнуть. Человек на койке не пошевелился…
Уинтроу поставил тазик с водой и приготовленные тряпки на расколотые останки столика Гентри и повернулся к отцу, чтобы торопливо прижать пальцы к его шее: бьется ли сердце? Сердце билось, и прикосновение привело отца в себя. Он с невнятным восклицанием дернулся прочь от его руки, потом торопливо сел.