В окошко кареты постучали. Открыв дверь, Петр принял от нагнавшего кортеж пропыленного гонца свиток, запечатанный княжеской печатью, и передал его барону. Оладьин нетерпеливо сорвал печать и развернул документ.
— Князь подтверждает право Эстляндии войти в состав Северороссии в качестве четвертой земли, — произнес он, окончив чтение, — А также разрешает переименовать Ревель в Таллин.
— Ну что ж, — отозвался Петр. — Вам будет с чем вступить в Таллин, чтобы сразу заслужить любовь местного населения.
— Да, указ поспел вовремя, — произнес барон. — Мы прибываем завтра. Я оглашу волю князя на торжественной встрече — это будет хорошим вступлением в должность. Какой неприятный сюрприз для царя Ивана!
— А в чем дело? — удивился Петр.
— Он предлагал нашему князю уступить Эстляндию, — улыбнулся Оладьин. — Князь отказал, а теперь, когда эта земля войдет в состав Северороссии, шансы заполучить ее окончательно падают.
— Мне показалось, князь еще обдумывал этот вариант, когда мы были на охоте.
— Полагаю, тебе следует знать, что охота была лишь поводом, чтобы провести негласные переговоры с посланником московского царя, — произнес Оладьин. — Москвитяне получили там отказ на все свои требования и предложения, а теперь получат еще звонкую пощечину из… Таллина.
— Не заставит ли это Ивана действовать против нас жестко? — спросил Петр.
— Сомневаюсь. Он слишком глубоко увяз в войне с литовцами и поляками, — пожал плечами барон. — Войны с нами он не потянет. Кроме того, он все еще надеется склонить нас к союзу против Литвы.
— Как я понимаю, эстляндцы смогут избрать магистрат, имеющий права самоуправления, а вы будете осуществлять только исполнительную власть от имени князя? — предположил Петр.
— Исполнительная власть? Интересный термин… — поднял брови барон. — Я буду действовать от имени князя в вопросах военных, руководить всеми войсками на территории Эстляндии, за исключением городских ополчений, вершить суд по тягчайшим преступлениям и делам о государственной измене, а также ведать налогами, собираемыми для княжеской казны. Остальное, как в землях новгородских, псковских и Ингрии, будет в ведении правителей избранных самими эстляндцами и независимых уездных судов.
— Мне показалось, что первый министр был противником такого решения, — заметил Петр.
— Не обращай внимания, — махнул рукой Оладьин. — Это часть более крупной игры.
— Какой? — с интересом спросил Петр.
— Боюсь, ты не в курсе расстановки сил при дворе. Впрочем, полагаю, этот недостаток следует исправить. Сейчас есть две наиболее влиятельные дворянские партии. Одну возглавляет первый министр, граф Тихвинский. Его сторонники выступают за союз с Москвой, устранение гражданских вольностей низших сословий и самодержавную власть князя, как это происходит в Московии. С их противодействием мы и столкнулись. Эстляндия их волнует менее всего. Просто они надеялись установить здесь жесткое диктаторское правление — по образцу, который хотят ввести во всей стране. Вторая партия — к ней принадлежат, скажем, Макторг и Дашевский — является сторонницей союза с Польшей и Литвой. Конечно, эта партия тоже не в восторге, что купеческие и мастеровые гильдии через своих депутатов в Думе способны влиять на принятие государственных законов. Но все же они выступают за сохранение уложения князя Андрея и сохранение вольностей — прежде всего дворянского сословия. Есть еще одна партия — не дворянская, правда, но весьма влиятельная. Это богатейшие купцы, влиятельные больше в Думе, чем при дворе. Их лидер — купец первой гильдии Гюнтер Штайн. Они пытаются увеличить права Думы и властей, выбранных земельным самоуправлением. Бог даст, ничего у них не получится. Но в нашем деле мы можем опереться и на них, когда будем добиваться ввода депутатов от Эстляндии в Думу.