Князь, в расшитой русской рубахе с расстегнутым воротом, сидел за столом, покрытым красной скатертью. Развалившись в венецианском кресле, он пил вино из золоченого кубка.
— А, Басов, — не меняя позы, бросил он, когда фехтовальщик вошел. — Садись.
Басов опустился в кресло напротив; князь наполнил еще один кубок вином из серебряного кувшина и пододвинул:
— Пей! Сам князь тебе вино наливает. Честь!
— Благодарю, великий князь, — Басов поднял кубок и сделал несколько больших глотков.
Отменное французское вино побежало по жилам.
— Устал с тренировки? — спросил князь.
— Нет. С этого ли уставать?
— Можно и устать. Как занятия? Как ученик?
— Мы занимаемся только месяц, и этого недостаточно…
— Этого достаточно, чтобы понять, что княжич туп, слаб духом и бездарен, — жестко прервал князь.
— Великий князь слишком строг, — покачал головой Басов.
— Великий князь слишком много повидал на веку, чтобы научиться понимать, кто чего стоит. Послушай, Басов, ты же воин — и я воин. Не играй в придворного, у тебя это все равно плохо получается. Говори со мной начистоту. Как думаешь, можно от княжича хоть какого-то толку добиться?
— Капля камень точит, — неспешно проговорил Басов. — Хотя, боюсь, если парень и впредь будет считать себя пупом земли, ничего хорошего не будет.
— Пуп земли, — хохотнул князь. — Смешно сказал, но верно. Я его порол, как Сидорову козу. Не помогло.
— Страхом можно заставить человека чего-то не делать, — улыбнулся Басов. — Но действовать он должен захотеть сам. Пока человек не захочет учиться, никто и ничто не заставит его получать знания.
— Отчего же? — удивился князь. — В школах отроков порют нещадно — и ничего, грамотные выходят.
— А толку? Буквы выучить несложно. А вот как сделать, чтобы человек с этим знанием не похабщину читал, а мудрые вещи? Этого я не знаю. Я могу обучить княжича фехтованию. Вайсберг — стратегии. Министр двора — церемонии. Но кто сделает его добрым правителем? Ведь это — от сердца. А сердце человек направляет сам. Грамотный он при этом или нет — значения не имеет.
— Дело говоришь, — погрустнел князь. — Только не будет он правителем. Ни добрым, ни злым — никаким. Княжич так себя любит, что слушает всякого, кто ему льстивые речи говорит. Умру я — им вертеть будут, управлять, словно куклой на базарной площади. Вот беда в чем. Скажи мне, Басов, видал ли ты где, чтобы сам государственный уклад заставлял избирать достойнейших правителей? И чтобы капризы черни и корысть придворных на них не влияли?
— Власть — дело темное, — покачал головой Басов. — Не слышал я о таком. Оттого и стараюсь подальше от двора стоять — уж прости, князь.