– Ты можешь говорить яснее, чтобы я тебя поняла? – нетерпеливо перебила она его.
Во время работы в лечебнице Ли Мубай пробовал рассказать ей об азах китайской медицины – обо всех этих меридианах и кругах, о чи, ян и инь, но она так и не смогла разобраться в этих мудреных понятиях. А кроме того, сейчас ее мозг вообще не способен к восприятию чего-либо серьезного.
– Что ты имеешь в виду под чи селезенки? И что такое чи желудка?
– Чи селезенки поднимает энергию вверх, – спокойно, терпеливо отвечал Ли Мубай, словно в нескольких метрах от него не умирает наследник ханского престола. – Когда ослабевает чи селезенки, положительная энергия угасает и человек теряет…
– Это то, что мы у себя на родине называем простым поносом, – вставила Беатриче. – А чи желудка связано с рвотой?
Ли Мубай кивнул.
– Да, оно отвечает за выработку желудочного сока.
Она вздохнула – старый монах хотел сказать, только другими словами, что у больного рвота и понос. Это она и без него знает.
– И что дальше?
– Все вместе взятое ведет к нарушению центра и обезвоживанию организма, а поднимающийся по этой причине жар действует на рассудок и учащает пульс…
– И что это нам дает? Откуда взялся понос? Может быть, это инфекция? А самое главное, что нам делать?
Ли Мубай озадаченно покачал головой.
– Не могу сказать. Я не увидел признаков того, что в тело проник ветер, жар или холод. Чем бы он ни страдал, причина болезни внутри, а не снаружи.
Беатриче потерла лоб, пытаясь вспомнить, что бы это могло означать. Если не ошибается, Ли Мубай имеет в виду, что причина болезни не внешний фактор, то есть не инфекция, как она предполагала.
Скользнув взглядом по комнате – как бы желая удостовериться, что их никто не подслушивает, монах тихо продолжал:
– Я нашел признаки ядовитых соков.
Беатриче строго уставилась на него:
– Ты говоришь о яде?
Ли Мубай утвердительно кивнул:
– Да, о ядовитой или о старой, испорченной пище.
– Ты уверен?
– Других вариантов нет.
Беатриче нервно ходила по комнате.
– Надо сейчас же выяснить, что Джинким пил и ел в последние часы. Попробуем тогда подобрать нужное противоядие.
Ли Мубай покачал головой.
– Боюсь, мы опоздали. Он умрет.
Беатриче взбеленилась:
– Как ты можешь утверждать это с такой уверенностью?! – крикнула она.
Чувствовала – монах прав, как прав был и Джинким… Но эта мысль ей невыносима, она не желает смириться с ней! «Пока живу – надеюсь». Сейчас нужен именно такой девиз.
– Разве ты не говорил то же самое о Маффео?
– У Маффео все было по-другому. У Джинкима в пульсе я слышал то, чего не было у Маффео.
Ли Мубай сложил руки на груди и тихо-тихо, чтобы, кроме Беатриче, никто не слышал, договорил: