День был хорош, и парусные плоскодонки шли по каналам меж плантаций фасоли к речным протокам - длинные искривленные хребты мачт, косые паруса натянуты, как луки. Где-то пел лодочник, отбивая пальцами такт на маленьком барабане, и голос его мешался с тихими вздохами саккья* [Водяных колес.] и с отдаленным стуком молотков: в деревне колесники и плотники мастерили цельнодеревянные колеса для повозок и плугов - местных, с неглубоким забором плугов, которыми пахали аллювиальные почвы вдоль реки.
Пронзительно яркие зимородки молниями били в реку на мелководье, их крылья на лету бормотали невнятной скороговоркой, и маленькие бурые совы, позабыв ночные обычаи своего племени, летали меж берегов или безмолвными парочками восседали на деревьях.
Поля по обеим сторонам маленькой кавалькады разбегались все шире, зеленые и душистые, обильные берсимом и фасолью, а дорога все так и шла вдоль реки, и отражения их двигались с ними вместе. Там и здесь разбросаны были крохотные деревушки, золотые от разложенных для просушки на плоских крышах саманных домов початков кукурузы. Навстречу попадались то бредущая к переправе вереница верблюдов, то стадо огромных черных гамууз - египетских буйволов, окунающих влажные носы в густую илистую жижу болотистой заводи, сгоняющих мух с шершавых, как папье-маше, боков ударами кожистых хвостов. Гигантские, плавно изогнутые рога - словно с забытых фресок.
Странно, до чего нетороплива здесь жизнь, с удовольствием подумал Нессим, все ближе подъезжая к владениям Хознани, - женщины сбивали масло в козьих шкурах, подвешенных к бамбуковым треногам, или гуськом, с кувшинами на головах, шли за водой. Поющие мужчины в голубых хлопчатобумажных халатах у водяных колес, матроны, закутанные, согласно обычаю, с головы до колен в легкие одеяния тускло-черного цвета, с непременными голубыми бусами: от сглаза. И первобытная вежливость встречных путников, давно забытые приветствия; Наруз отвечал на них тем же глубоким протяжным тоном, который словно бы принадлежал одновременно и этому языку, и этому месту. "Нахарак Сайд!" - кричал он радостно. Или же: "Сайд Эмбарак!" И прохожие-проезжие улыбались в ответ. "Да будут дни твои благословенны", - подумал Нессим затверженным переводом, кивая и раскланиваясь, захваченный очарованием старомодных этих приветствий, каких в Городе не услышишь за пределами арабского квартала: "И пусть день твой сегодняшний будет благословен, как вчерашний".
Он обернулся и позвал: "Наруз!" Брат с радостной готовностью подъехал ближе и тут же сказал: "Ты еще не видел моего бича?" И рассмеялся, глядя вниз, сверкнув зубами сквозь прорезь в губе. На седельной луке небрежными кольцами висел великолепный бич из кожи гиппопотама. "Нашел наконец хороший. Три года искал. Шейх Бедави прислал из Асуана. Ты его знаешь?" На секунду он поднял сияющие счастьем лучистые голубые глаза и поглядел в глаза брату черные. "Лучше, чем пистолет, по крайней мере девяносто девятый, - сказал он восторженно, как мальчишка. - Я с ним уже наловчился - хочешь взглянуть?"