Издав крик, она попыталась броситься к нему, но руки полудюжины женщин крепко держали ее.
Позади Гэвина из тоннеля вышел Аллен. Лицо управляющего было скрыто под нависающим сводом пещеры, но острие тускло блеснувшего кинжала, которое он прижимал к спине Гэвина, ясно свидетельствовало о его намерениях.
– Что все это значит? – Голос Матери, холодный, как горный снег, казалось, заморозил даже воздух пещеры.
– Это полнолуние, сестра. Это день повиновения, – глухо ответил Аллен.
Но это был не тот человек, которого Джоанна знала раньше. Что-то было не так. Это ощущалось в его голосе, в его глазах. Джоанна почувствовала, как холодный страх ползет по спине, и дернулась в державших ее руках.
Не спуская глаз с лица Аллена, Мать сделала шаг в его сторону.
– Зачем ты привел сюда хозяина?
Швырнув факел на землю, Аллен приставил кинжал к лицу Гэвина, а другой рукой стал толкать его к каменной глыбе у озера. Джоанна прикусила губу, когда кровь, появившаяся на щеке Гэвина, побежала по подбородку. Гэвин повернулся и бесстрашно посмотрел на своего мучителя.
Голос Матери, прорезавший застывший воздух, был таким же острым, как лезвие Аллена.
– Я спрашиваю, зачем ты привел сюда этого человека?
– Он землевладелец. И мы принесем в жертву его кровь.
Джоанна вырвала одну руку и замотала головой. Управляющий сошел с ума! Лицо Аллена превратилось в маску безумия, и она понимала, что он собирается расправиться с Гэвином.
– Наши святые никогда не требовали от нас человеческой крови. И мы никогда не желали увеличить меру насилия в этом мире.
– Ха! – Аллен подтолкнул Гэвина поближе. – Каковы бы ни были их намерения или твои, это не имеет значения. Насилие порождает насилие, и кара божья падет на грешника до седьмого колена…
– Нет, брат! – возразила Мать. – Это не так. Нас привела сюда память об их жертве. Сила, которую мы призываем, – это сила святых, а их защита – это то, что мы ищем. Прощение не предполагает покарания, Аллен. Ты должен освободить хозяина. Мы не пойдем против воли наших давно умерших сестер.
– Независимо от того, как сильна твоя ненависть? – закричал он. – Я знаю, какой камень лежит на твоем сердце.
– Ничего ты не знаешь.
– Я помню о зле, которое заставило почернеть сердца этих людей. Неужели ты считаешь, что я могу позволить ему уйти?
– Да, Аллен! Ты отпустишь его, – настойчиво повторила Мать. – Не важно, что уготовано нам жизнью – страдания или боль. Это не важно. Мы не оскверним память наших сестер.
– Не оскверним? Может, ты забыла, что означает это слово? – прорычал он, вталкивая Гэвина в круг женщин и затем на каменную глыбу. Он уставился на Мать немигающим взглядом, и она ответила ему тем же. – Но я не забыл, как тебя использовали по назначению, а потом, как собаку, вышвырнули за порог. Я не забыл, как ты истекала кровью нерожденного ребенка, валяясь в грязи на ступенях замка под железным крестом.