— Да ты чаво, хранцуз, сумлеваешься, что ли? Я это, я. — Осип даже по старой зэковской привычке повернулся в профиль, чтобы комиссар смог его обозреть:
— Ннну?
Француз что-то сказал двум полицейским, те подскочили к Моржову и мгновенно его обыскали, время от времени тыча пальцами в бока русского туриста; Осип пожал плечами, совершенно не смутившись подобным нарушением прав человека, и спокойно перенес экзекуцию.
В этот самый момент у красотки в мини-юбке расстегнулась вторая босоножка.
Иван Саныч по-жабьи выпучил глаза и конвульсивно дернул руками.
И тут как раз закончили досмотр Осипа, шлепнули ему печать и выпустили на вольную территорию. Осип вышел из здания, остановился у окна и начал буравить взбаламученного Астахова насмешливым взглядом маленьких, неопределенного цвета глазок.
И вот произошло непредвиденное.
Иван Саныч протянул комиссару паспорт и почувствовал на себе взгляд его цепких оливковых глаз, узко расставленных по сторонам от длинного вислого носа; боковым зрением он выхватил соблазнительную картинку — красотка продолжает показательно застегивать босоножку, — и вдруг, облившись потом, почувствовал, как в туго обтягивающее его, Вани, ноги платье предательски начинает вгрызаться на предусмотренный женской анатомией орган.
Не в первый раз темперамент Астахова играл с ним дурную шутку.
Ваня съежился под оливковыми буравчиками француза и принял позу Венеры Милосской, стыдливо прикрывающейся от чужих взглядов (или, что еще ближе к истине, занял позицию футболиста, стоявшего в «стенке» перед пробитием опасного штрафного).
И тотчас же ему в спину метнулся жаркий басок, в котором он к собственному ужасу признал задушенный голос своего туалетного «приятеля». Того самого, что по паспорту значился как Эрик Жодле.
Или кто он там бы на самом деле?
В голосе Жодле вибрировали недоумение и гнев.
Неужели?… Неужели — обнаружил пропажу?!
Полицейский комиссар глянул в Иванов паспорт, вслух, сильно коверкая русские ФИО, произнес:
— Кхлестово-а Жо-анна Нико-ела-я… oui?
Проклиная на чем свет стоит всех блядей и потаскушек мира и конкретно декольтированную мымру в поясной юбке (черт бы побрал ее босоножки с галошами!!), Ваня судорожно вжал руки в платье, не желая обнаруживать свою мужскую сущность, и обернулся.
Прямо к нему, злобно ругаясь чистым, без примеси акцента, русским матом, размашистыми шагами приближался «туалетный француз»…
Русский мат!!
Комиссар, все так же приглядываясь к Астахову, неторопливо поставил печать, Ваня одной рукой буквально вырвал паспорт из рук парижанина, а второй подхватил свой чемодан и прошмыгнул за ограждение. Правда, при этом он отпустил руки, и его ни к месту восставший мужской орган, подпрыгнув, натянул подол платья.