Тогда я уговорила себя, что мне все приснилось.
Но следующей ночью рояль опять заиграл. И снова — словно маленький ребенок тыкал беспомощным пальчиком в клавиши. Я дала себе волю и прооралась. Рояль затих и больше в эту ночь не играл.
Три ночи я спала спокойно.
На четвертую — рояль довольно уверенно исполнил короткую джазовую композицию. Я не стала орать, а схватила с тумбочки увесистого бронзового орла, на цыпочках прокралась в гостиную и, резко включив свет, запустила статуэтку по направлению звука.
Орел тюкнулся бронзовым носом в противоположную стенку и, оставив в обоях выбоину, с грохотом упал на пол.
В комнате никого не было, рояль молчал, а со старой афиши, украшавшей проем между окнами, на меня укоризненно смотрела молодая, красивая, с высокой прической из гладких черных волос, моя бабушка. «Мариэтта Евграфова — великолепная исполнительница русской классики» — было написано на афише.
— Если это ты шалишь, бабуль, то шали, когда я на работе, — пробормотала я, рассматривая слой пыли на черной крышке.
Наверное, у меня крыша поехала, потому что вдруг показалось, что бабка на афише удивленно приподняла брови.
Пересилив свой ужас, я пальцем нарисовала на пыльной поверхности крышки скрипичный ключ. Этот ключ благополучно просуществовал неделю, пока его не накрыл новый слой пыли. Всю неделю, каждую ночь, рояль бренчал, бормотал, стонал, наигрывал и издевательски весело тренькал. У бабки на афише сохранялся недоумевающий вид, из чего мне нужно было сделать вывод, что она здесь ни при чем.
Я сходила к врачу, проверилась на вменяемость и начала пить успокаивающие таблетки.
Рояль замолчал, но всего на тринадцать дней. На четырнадцатый он сбацал нечто невероятное, от чего соседи возмущенно заколотили в стенку.
Тогда я объявила роялю войну.
Привела священника, чтобы он освятил углы. Написала заявление в милицию, чтобы они «приняли меры». Переставила мебель в квартире.
Рояль продолжал играть.
Я отдала приличную сумму лучшему в городе магу, чтобы он пассами и заклинаниями изгнал из рояля бесов.
Рояль продолжал играть.
Я устроила засаду с фонариком и баллончиком слезоточивого газа.
Рояль подождал, когда я засну и… заиграл.
Я поставила ему бутылку шампанского, бутерброды с икрой, нарезку из сервелата, семги и осетра.
Рояль продолжал играть.
Я заменила шампанское на коньяк, икру на шоколад, сервелат на креветки.
Роль продолжал играть!
— Тогда я тебя продам, — мстительно сказала я инструменту.
Бабка на афише нахмурилась, но я сделала вид, что не заметила этого.
Покупатели нашлись быстро. Пока они искали, на чем перевезти инструмент, я вдруг поняла, что не смогу жить без этого ночного бормотания клавиш, как не могу жить без цокота копыт за окном, без странной песенки Бубона, без регулярно заполняющего квартиру запаха горячего хлеба, без трамвайного грохота, без гула взлетающих самолетов, без тополиного пуха и прелестей шумного перекрестка…