– Остается предполагать, что вы разработали проект, как ему с максимальной дипломатичностью выступить на второй пресс-конференции по поводу опровержения диагноза Самощенко, озвученного тем же Викентьевым на первой.
– Да, мы сочинили пресс-релиз. Это наша работа, на которую «Сигналу» московским правительством выдана лицензия. Тут нет ничего удивительного.
– Если не считать удивительным то, что Самощенко явно был отравлен.
– Станислав, чего вы от нас добиваетесь? – с нотками раздражения в голосе спросил Юлий Семенович.
– Мне хотелось бы знать, кто именно изложил вам требуемое содержание викентьевского текста.
– Сам Викентьев позвонил и сказал.
– Откуда же он узнал про ваше существование?! Михаил Семенович устало откинулся на спинку стула и, глядя на журналиста, словно на тупенького ребенка, процедил чуть ли не по слогам:
– С нами связались люди из красносибирского отделения «Неделимой России» и сделали заказ на текст выступления врача Центральной клинической больницы на пресс-конференции. А уж потом он позвонил сам и изложил подробности, которые нам нужно учесть.
– Кто звонил вам из Красносибирска?
– Если вам угодно знать, Василиса, секретарша местного отделения партии.
– Ей же, наверное, кто-то поручил это сделать. Не по собственной инициативе звонила, на кого-то сослалась…
В это время в комнате раздался неприятный звук, напоминающий мышиный писк.
– У, блин, опять заело! – вырвалось у респектабельного Юлия Семеновича. Он кинулся к спрятанному под столом магнитофону.
Станислав поразился:
– Вы записываете наш разговор?!
– Нынче такое время, что всегда желательно иметь документальные подтверждения своей правоты, – пояснил старший брат. – Не ровен час, вы опубликуете наш сегодняшний разговор с искажениями. Тогда мы в суде доказательства и предъявим.
Несмотря на кажущийся убедительным ответ, Фокстерьер тем не менее выразил недовольство коварством братьев и холодно распрощался с ними. Все, что ему нужно, он уже узнал, запомнил. Если что-нибудь забудет, тоже не беда – ведь у него в кармане работал портативный японский диктофон, который не подвел хозяина, не выдал своего присутствия при разговоре.
Дома Стае внимательно прослушал запись беседы с братьями Пимкиными и на следующий день позвонил директору ЦКБ. Услышав, что речь идет о нарушении врачебной этики одним из его сотрудников, к тому же занимающим в больнице ключевой пост, академик Олсуфьев согласился принять журналиста.
При встрече Фокстерьер рассказал о скрытых – политических – причинах кардинального изменения диагноза Самощенко.