Грязнов делал пометки в блокноте.
— И я им предложил — носите с собой к следователю диктофон. Я считал, что, если они сведут свои показания вместе, они разберутся. Наверное, тогда это была безумная идея. А теперь оказалось…
— А теперь эта идея оказалась убийственной, — сказал Грязнов.
— Вы все-таки пишете стихи, — укоризненно сказал Петров.
— Да, я пишу стихи, — Грязнов тоже вскочил и зашагал по комнате, плохие стихи, потому что поэзия — это не гладкость речи, а бунт. Вот Медведь… э-э, Медведев был бунтарь. Но хотя бы скажите, за что его убили. Зачем вы дали ему эти кассеты? Зачем?
— Мой сын в тюрьме, — тихо сказал Петров.
— Вы считаете, несправедливо? Вы думали, Кирилл до чего-то докопается? Он ни до чего не докопался!
— Он написал только восемь серий, половину. Sapien sat.
— Господи, Владлен Николаевич, перестаньте вы, наконец! Ваши милые мудрецы троих убили! Троих! Они перегрызлись, как крысы, которых посадили в бочку!
— Хорошо вы сказали, — вдруг встрепенулся Петров. — Вы очень хорошо сказали — посадили.
— Я думал, это только поэты все намеками да намеками, я думал — юристы народ четких формулировок.
— Какой вам еще четкости — их кто-то посадил в эту бочку! Это все им кто-то подстроил.
— Никто! Никто им ничего не подстраивал, Владлен Николаевич, — сказал Грязнов жестко. — Их испортили деньги! Огромные деньги. Они просто перегрызли друг другу горло за эти деньги.
— Они обанкротились, откуда деньги?.. — опешил Петров.
— Они не обанкротились, Владлен Николаевич. Это было в самом деле незаконное банкротство. Месторождение «Северное» они купили. Только не за миллиард долларов, а за двадцать пять миллионов. А уж за сколько продали только им и известно.
— Это неправда… Этого не может быть…
— …Потому, что этого не может быть никогда, — усмехнулся Грязнов. А знаете, Петербургская академия наук вынесла это заключение по поводу жирафа. Академики никогда его не видели.
Петров сел, пустыми глазами уставился в огонь камина.
— Значит, Антон меня обманывал?
Грязнов не ответил.
— Значит, они страшно богаты?..
Обшарпанная дверь, обшарпанная лестница, скрежещущий лифт.
Грязнов брезгливо взялся за ручку двери, над которой было написано на бумажке от руки — «АОЗТ „Лорейн“».
В коридоре не было никакого охранника. Обыкновенная контора самого зачуханного ЖЭКа семидесятых.
Но жизнь тут кипела нешуточная. Носились по коридору пожилые женщины с бумагами, стучал телетайп, кто-то кричал по допотопному телефону:
— Двадцать семь вагонов из Дагестана!.. Куда они пошли?!.. А кто будет знать?!..
Грязнов ткнулся в обитую рваным дерматином дверь со стеклянной табличкой «Генеральный директор Г. Ю. Некрасова».