— Продолжаем отслеживать цель, сэр.
Валленар пытался успокоиться, чтобы сделаться сильнее, чтобы никто из команды не увидел, каково ему приходится. Теперь ему больше чем когда-либо нужна ясная голова.
Команданте опустил сигару, облизнул сухие губы.
— Приготовьтесь открыть огонь, — сказал он.
«Рольвааг», 03:55
Глинн медленно, неторопливо набирал в грудь воздух, чувствуя, как ровным напором наполняются лёгкие. Как всегда перед активными действиями, он ощущал сверхъестественное спокойствие. Корабль был готов к выходу в море, мощные двигатели гудели глубоко под ногами. Эсминец низко сидел в воде, яркая точка во тьме, примерно в двадцати градусах слева, за кормой.
Всё решится в течение пяти минут. Но выбор правильного момента сейчас — всё.
Он бросил взгляд в угол мостика. Паппап со сложенными руками, выжидая, стоял в тени. Как только Глинн кивнул, он вышел вперёд.
— Да?
— Надо, чтобы ты был рядом и мог помочь рулевому. Должно быть, нам придётся резко менять курс, твой опыт с течениями и подводной топографией очень пригодится.
— С подводной… чем?
— Ты знаешь, где рифы, где мели, а где достаточно глубоко, чтобы спокойно проплыть.
Казалось, Паппап не имеет ничего против. Затем он бросил на Глинна взгляд своих ярких глаз.
— Дядя?
— Слушаю.
— У моего каноэ осадка — шесть дюймов. Я никогда не волновался насчёт большей глубины.
— Я это знаю. А ещё знаю, что здесь приливы в тридцать футов, а сейчас как раз высокий прилив. Ты знаешь, где можно потерпеть крушение, где подводные рифы. Так что готовься.
— А, дядя, ну ладно.
Глинн смотрел, как маленький старик скользнул обратно в тень. Затем его взгляд упёрся в Бриттон, стоящей на командном пункте с Ховеллом и дежурным по кораблю. Она и в самом деле оказалась прекрасной женщиной, хорошим капитаном — всем, чем, как он знал, она и окажется. А то, как она отреагировала на временное лишение полномочий, глубоко его потрясло, превыше всего. В её осанке оставалось потрясающее чувство собственного достоинства и самоконтроля, даже в тот миг, когда она лишилась власти. Он спросил себя, было ли оно врождённым, или появилось в результате былого позора.
Поддавшись порыву, он как-то взял из судовой библиотеки книжку со стихами В.Г. Аудена. Глинн не любил поэзию — это занятие он всегда считал непродуктивным. Он выбрал поэму под «Во славу известняка», название которой имело некое, пусть и туманное, отношение к инженерии. Книга обернулась потрясающим открытием. Он понятия не имел о мощи поэзии, о том, сколько чувств, мыслей и даже мудрости можно выразить настолько компактным языком. Ему пришло в голову, что это можно как-нибудь обсудить с Бриттон. В конце концов, именно её цитата из Аудена и привела его к мысли взять книгу.