Ирина и на этот раз ничего не сказала. Она просто сидела и смотрела на следователя, спокойно выдерживая взгляд его блеклых, как застиранный носовой платок, глаз.
Следователь вздохнул, словно был удручен глупой несговорчивостью подозреваемой, вина которой уже практически доказана.
— А телефон этот самый, оплавленный мобильник господина Икэды, нашли сегодня утром в подмосковном лесу, — сказал он вдруг. Помолчал секунду, сверля Ирину взглядом, и добавил: — Вместе с обгоревшим трупом. Понятно?
— Понятно, — ответила Ирина.
— Вы сказали, что у Икэды к вам был какой-то конфиденциальный разговор и что для разговора он не нашел лучшего места, чем салон машины. О чем Икэда хотел с вами поговорить?
Ирина вздохнула.
— Я же вам русским языком говорю, — устало произнесла она, — что очень плохо себя чувствовала, сразу легла. Мы едва перекинулись парой фраз.
Некоторое время следователь молчал, буравя лицо Ирины глазами-иголками, затем тоже вздохнул и сказал:
— Что ж, начнем все с начала.
Это был закуток широкого, светлого, недавно отремонтированного коридора. Закуток выходил на лестничную площадку. На стене, чуть левее от окна, висела табличка, гласившая, что здесь располагается «Место для курения». Об этом же недвусмысленно напоминала и маленькая жестяная урна, заваленная окурками.
У окна стояли двое. Александр Борисович Турецкий выглядел так, как выглядят люди после бессонной ночи. Замгенпрокурора Константин Дмитриевич Меркулов смотрелся ничуть не лучше.
Меркулов и Турецкий курили и негромко переговаривались, экономя слова и эмоции, как, собственно, и следовало поступать в стенах этого здания.
— Что еще? — спросил Александр Борисович, пуская дым и щуря красные от бессонницы глаза.
— Еще рядом с трупом валялись ключи от машины Икэды, — ответил Меркулов.
— Машину действительно нашли у нашего подъезда?
Меркулов кивнул:
— Да.
— А что с трупом? Ты же говорил, что его сожгли. Как удалось идентифицировать?
— Труп с помощью дактилоскопии идентифицировать невозможно, пальцы обгорели. Но фрагменты тела собрали, отправили на экспертизу.
— Ну да, ну да, — кивнул Турецкий, задумчиво хмуря брови. Неожиданно он со злостью воткнул окурок в бортик урны и хрипло проговорил:
— А Ира, Ира, Ира тут при чем!? На ней утром лица не было, еле двигалась.
— Да, но…
— Ну, довез он ее до дома, и что? — перебил Александр Борисович. — Кто-то видел, что они вместе из дома выходили?
Меркулов сделал успокаивающий жест и быстро посмотрел по сторонам.
— Саша, тихо, — сказал он. — Ты же сам знаешь, что волнение в данных случаях противопоказано.