— Теперь понял, — усмехнулся Меркулов. — Первые — приверженцы традиционных ценностей — свою приверженность им демонстрируют в рамках понятия «свобода», вторые — в рамках общества, исповедующего принуждение!
— И ты меня, Костя, хоть убей, но признать нас свободным обществом я отказываюсь: у нас не просто принуждение, но еще и принуждение самого примитивного, низкого уровня… который и оборачивается всплесками вседозволенности!
— Какой ты умный, Турецкий! — иронично ухмыльнулся Меркулов. — А главное — если бы не упомянутая тобой вседозволенность, вряд ли бы тебе удалось полчаса разливаться соловьем на данную тему в кабинете шефа, да еще являясь первым помощником генерального прокурора нашей, как ты утверждаешь, несвободной страны… Вот только при чем тут наши с тобой конкретные дела по той же Мокрушиной, скинам и прочим таможенникам-взяточникам, то бишь коррупционерам, понять лично мне не дано! А поскольку я твой начальник, а не наоборот, смириться с этим придется как раз тебе. В принудительном порядке!..
Александр Борисович не сумел сдержать улыбку и поглядел на своего шефа почти с нежностью:
— Все-то ты понимаешь, Костя, за то и люблю… А что за сплетни насчет генерального бродят по конторе?..
— Сплетни — они и есть сплетни, — ушел, насупившись, от ответа Меркулов. — Жизнь, как говорится, и покажет, и накажет… Саня, насчет дела Мокрушиной с ее генералом я все понял, свою невольную вину готов признать, а все твои действия одобряю заранее… Времени совсем нет, пожалей старика!
— Смотри-ка ты, взмолился… Ладно, Костя, у меня еще одна мелочь к тебе: я все это время хотел бы уходить из конторы пораньше…
— Что, неважные у Иринки дела? — Меркулов сочувственно поглядел на друга. — Конечно, какие проблемы…
— Для Ирины сейчас, по словам врачей, главное — спокойствие. А она, наоборот, стала нервная и даже суеверная… Представляешь, сегодня утром я брился у нее в палате, поскольку служебный туалет был заперт, а общий у них на этаже исключительно женский…
— Как же ты… — начал было Константин Дмитриевич и, не закончив, фыркнул.
— «Как», «как»… В шесть утра еще открыт был, вот как! А когда я бриться пошел — уже заперт, а кто унес ключ, медсестра не знала… Я не об этом! Ну побрился я перед маленьким карманным зеркальцем, да и хрен бы с ним. Но меня угораздило его выронить, стекло, понимаешь, треснуло… А с Иркой, которая отродясь не была суеверной, чуть ли не истерика!..
— Даже я знаю, — заметил Меркулов, — что разбить зеркало — очень дурная примета. Все в нее верят, в том числе несуеверные…