Вот, например, всем известно, что Настя с Виктором жили, как муж с женой, ровно шесть лет, так почему по телевизору сказали про десять? Кстати, здесь-то у Турецкого вопросов не было — кто-то из свидетелей наверняка сказал, что покойный генерал и его молодая жена прожили в этом доме с десяток лет, вот и понеслось. Это все как раз мелочи.
И вот они стали звонить повсюду — в милицию, в «скорую помощь», но нигде им ничего определенного ни про Настю, ни про ее дочь сказать не могли. Сказали только в «скорой», что в институт Склифосовского была доставлена раненая женщина, по паспорту Анастасия Андреевна Копылова, и находится в тяжелом состоянии, а больше ничего не сказали. Не знали они ничего и про девочку.
Тогда Петя выяснил, к какому отделению милиции относится Оранжевая улица, что в Юго-Западном округе столицы, нашел это отделение, оттуда его послали в УВД, а уже там дали телефон Турецкого, который якобы должен все знать. Таким вот образом и выяснили наконец. Но где же Настенька?
Александр Борисович успокоил Таню — он стал называть ее именно так, без отчества, мала еще, — сказал, что девочку сейчас приведут, и предупредил, что с ней надо быть сейчас очень осторожными, не нарушить детскую психику, а, напротив, показать, что все происшедшее — только неприятный случай, а мама скоро к ней вернется, она, мол, немного приболела. И еще он попросил у Тани разрешения в ее присутствии задать девочке пару вопросов — несложных, аккуратных, которые не вызвали бы у нее болезненной реакции. Таня кивнула — можно. Она, похоже, уже четко осознавала свою ответственность за Настеньку.
Девочка была умытой и причесанной. На лице ее не было и следов каких-то особых тревог, беспокойство — это да, было заметно. Увидев тетю Таню, она с радостным криком бросилась к ней, она явно любила свою тетю. И тут же стала жаловаться, что осталась одна, а папа с мамой куда-то уехали и ничего не сказали. А у тети Сони там — малышка небрежно махнула рукой себе за спину, возможно имея в виду воспитательницу детской комнаты, — много игрушек, но совсем не таких, как у нее дома. И пошли бесчисленные вопросы, главным из которых был — где мама?
Таня, для большей уверенности поглядывая на Александра Борисовича, объясняла девочке так, как они только что договорились. Но при этом на глазах у нее блестели слезы, и она локтем их вытирала — такой вот непосредственный жест.
Потом девочка вдруг сказала, что мама закричала и выскочила из машины, захлопнув дверь. Но сначала позвала собачку тети Тани — Рэмку.
Собачка? Рэмка? Турецкий вмиг насторожился.