— Ну смотри! — улыбнулся Вадим. — Если все-таки соскучишься, телефон Екатерины Васильевны у тебя есть… А что, кстати, твоя подружка, к которой ты раньше ездила? Поссорились, что ли?
— Вера занята у себя на фирме, пашет день и ночь как проклятая… Я хочу ее все-таки вытянуть к нам в гости, можно?
— Конечно, можно, девочка моя, приглашай на здоровье, лишь бы тебе было хорошо!
Так получилось, что через два дня после этого разговора совпали сразу два события: Сурин уехал по делам за рубеж на целую неделю и наконец-то впервые за все пролетевшее после заключения брака время вернулся в Москву Женька!
О последнем она узнала от Нины, которой, услышав долгожданную новость, едва не бросилась на шею! Видимо, Лопухин тоже здорово соскучился, потому что успел даже за ее спиной договориться с Верой и ждал ее назавтра, ровно в полдень, в комнате, которую та все еще снимала, не поменяв на что-то более приличное.
Лариса почти обезумела от радости — настолько, что едва не сорвалась с места и не полетела туда сразу, как услышала, что Женька в Москве. Хотя он ясно назвал время встречи, а тогда был уже довольно поздний вечер. Отрезвила ее Нина Степановна: теткино «Нет!» прозвучало столь жестко и убедительно, а брошенный на Ларису взгляд был преисполнен такого ледяного холода, что кидаться Нине на шею сразу же расхотелось.
Ночью она долго не могла уснуть, перебирая в памяти эпизоды их, как тогда казалось Ларисе, удивительного, необыкновенного романа, не в силах побороть возбуждения от предчувствия встречи с любимым человеком… Уснула уже на рассвете и едва не проспала, чего никогда бы себе не простила.
Отвез ее «к подруге», как обычно, охранник, которому велено было вернуться за Ларисой ровно через три часа. Хотя будь ее воля — велела бы и вовсе не возвращаться… Но вот чего-чего, а как раз собственной воли, как показали дальнейшие события, у Ларисы Сергеевны Суриной не было вовсе. Тогда она еще не понимала, до какой степени.
Женька за время их вынужденной разлуки умудрился похорошеть: ему здорово шли отросшие волосы, волнами падавшие на шею. При виде Лопухина у Ларисы упало сердце от неосознанной, но острой ревности неизвестно к кому, и она прямо с порога кинулась ему на шею, разревелась, словно глупая первоклашка.
— Ну-ну, прекрати. — Он почти сразу расцепил ее руки и, белозубо улыбнувшись, усадил Лару на продавленную Верину тахту. — Соскучилась?
— Женька… Женечка… Это ужасно, я не могу… не могу!
В ту минуту ей и вправду казалось, что брак с Суриным — ежедневная пытка, все хорошее позабылось вмиг, она искренне ощущала невозможность продолжать такую жизнь.