Олег Борисович Левин, как правило, вел следствие осторожно, ва-банк шел редко: но на сей раз никаких сомнений в причастности официанта к загадочному «опьянению» бизнесмена у него не осталось. Борисюк явно был смертельно напуган не просто вызовом в прокуратуру, в его страхе отчетливо присутствовала нечистая совесть. Фактически он и без помощи Левина был на грани срыва.
Официант с ужасом уставился на следователя, приоткрыв рот, и неожиданно, упав головой на стол, разрыдался, бормоча что-то нечленораздельное.
– Прекратите истерику! – Олег с невольной брезгливостью посмотрел на густо заросший затылок Борисюка и, сделав над собой некоторое усилие, вновь сменил тон, одновременно наливая воду в стакан из стоявшего на его столе для таких вот случаев графина.
– Ну-ну… Выпейте водички и успокойтесь, а потом последовательно изложите – кто, что и за какую сумму…
Сотруднику «Гаргантюа» понадобилось не менее пяти минут, чтобы справиться с собой и поднять, наконец, на Левина преисполненный отчаяния взгляд:
– Что теперь со мной будет? Этот тип клялся, что никаких следов, что это шутка друзей, обыкновенное снотворное. Господи, теперь меня точно уволят! А у меня…
– Это и было снотворное, правда, не совсем обыкновенное, – вздохнул Олег Борисович. – Итак…
Из дальнейших показаний Борисюка нарисовалась следующая, не столь уж редкая по нашим временам картина.
За день до рокового визита Стулова в любимый ресторан к официанту обратился незнакомый господин весьма респектабельного вида: лет, вероятно, «за тридцать», может, чуть больше, одетый очень дорого… Внешность – обычная, никаких особых примет. Волосы «среднерусского окраса», светло-голубые глаза…
Мужчина представился близким другом Ильи Рудольфовича. «Надо же, сколько неведомых „друзей“ вдруг развелось у Стулова!» – подумал, усмехнувшись про себя, Левин. Объяснил, что они с товарищами решили Илью Рудольфовича разыграть и для этого понадобилась помощь Борисюка. Всего-то ничего – подлить в бокал вина, когда Стулов придет в «Гаргантюа» в следующий раз, несколько капель снотворного…
– Сколько вам заплатили за этот «розыгрыш»? – прервал официанта на этом месте Левин. Тот в очередной раз всхлипнул и отвел глаза.
– Триста…
– Триста – чего?
– Долларов…
– Триста долларов за невинный розыгрыш?! И вы якобы поверили?
На глаза Борисюка вновь навернулись слезы.
– Поймите, господин Левин, я… Мне срочно потребовались очень дорогие лекарства, чтобы не лишиться работы… У меня семья, ее кормить надо – детей двое, мама, отец – все на мне…
Выяснилось, что за месяц до описываемых событий Борисюк, почувствовав себя плохо, обратился к врачу. Спустя пару недель его направили сначала к пульмонологу, затем – и вовсе в тубдиспансер: у официанта обнаружилась какая-то легочная инфекция, пока что для окружающих опасности он не представлял, но… При его работе это был конец всему! Дорогое немецкое лекарство, как раз и стоившее триста долларов, было единственным шансом задавить болезнь в самом зачатке, причем в самые сжатые сроки.