— Нет. Обычно Стас звонил мне около шести вечера и мы уже точно договаривались с ним, где встречаемся и куда пойдем.
— А в тот день, когда он исчез?
Татьяна задумалась и видимо чисто машинально надкусила кусочек пирожного.
— В тот день?… В тот день он работал в спортзале утром и должен был перезвонить мне, как обычно, вечером. Но он позвонил в начале пятого и сказал, что у него возникли кое-какие проблемы со временем и мы не сможем встретиться. Я еще спросила его, может, помочь чем, но он на это только засмеялся и сказал, что обязательно позвонит мне на следующий день.
— И он позвонил?
— Нет, так и не позвонил мне. Ни в понедельник, ни во вторник.
— И ты…
— Я, конечно, поначалу даже обиделась на него, но потом решила сама позвонить ему, однако его мобильник не отвечал.
— И ты заволновалась?
— Да. И позвонила вечером по его домашнему телефону. И вот тогда-то его мама и сказала мне, что уже три дня прошло, как Стас не появляется дома. И еще спросила, не знаю ли я, где он может пропадать?
— И?…
— А что я могла ответить? Сказала, что не знаю, и попросила ее, чтобы Стас сразу же перезвонил мне по мобильнику, как только объявится дома.
— Звонков, естественно, больше не было? Татьяна отрицательно качнула головой.
Какое-то время они сидели молча и только когда официант принес счет и еще по чашечке кофе, Ирина Генриховна, понимая внутреннее состояние девушки, позволила себе задать вопрос, который мог бы многое объяснить в поведении Стаса Крупенина:
— Танечка, дорогая, прости меня, ради Бога, но не могу не спросить…
Она замялась было, однако ей помогла сама Татьяна:
— Вы хотите спросить, были ли мы близки со Ста-сом?
— Да.
Татьяна покосилась на женщину, которой вдруг почему-то доверилась, обхватила чашечку своими тонкими, красивыми пальцами, будто согреться хотела теплом кофе, и уже не глядя на Ирину Генрихов-ну утвердительно кивнула.
— Вы любили его?
И вновь утвердительный кивок. Потом она отхлебнула глоток кофе и с какой-то тоской в голосе произнесла:
— Когда у нас это… случилось, Стасик сказал, что хотел бы видеть меня своей женой, но я…
Она замолчала и только после очередного глотка кофе закончила свою мысль:
— Дура, конечно, полная дура! Но я сказала ему, что это слишком серьезный шаг, мы, мол, оба еще учимся, и как-то все это воспримут наши родители?…
— И вам, что… действительно было важным мнение родителей? — откровенно удивилась Ирина Ген-риховна, перескакивая мысленно на свою дочь, которая в какой-то распрекрасный, а может быть и несчастный день…
— Да как вам сказать? — глухо отозвалась Татьяна. — Важно, конечно, я и маму свою, и отца очень люблю и уважаю, и не хотела бы, чтобы эту новость они восприняли в штыки, но… — Она замялась и все тем же отрешенным голосом произнесла: — Но даже не это главное, пожалуй.