Татьяна угрюмо молчала и Ирина Генриховна вынуждена была ответить за нее:
— Да, это очень больно и в этом трудно признаться даже самой себе, но на это необходимо решиться.
Таня вскинула голову, и было видно, что еще секунда-другая и она просто разрыдается.
— Я правда не знаю, — скороговоркой произнесла она. — Я правда не знаю, но…
— Но ты подумала об этом?
— Да.
Она выдохнула коротенькое и одновременно жесткое «да» и по щекам ее потекли слезы.
Ирина Генриховна достала из сумочки платок, оттерла слезы с мокрых щек.
— Все, Танюша, успокоились. Тем более, что это всего лишь наше с тобой предположение, и вполне возможно…
— Вы действительно думаете так? — вскинулась Татьяна.
— Да, — кивком головы подтвердила Ирина Ген-риховна. — Но чтобы развеять все сомнения, которые грызут тебя, нам придется отработать и эту версию.
— Да, конечно, — согласилась Татьяна.
— В таком случае будь любезна рассказать о своем Артуре. Все, что ты о нем знаешь.
— Начиная с первого дня знакомства?
— Зачем же с первого дня! — удивилась Ирина Генриховна. — Просто расскажи, кто он и что он, чем конкретно занимается и чем увлекается…
— То есть, его хобби?
— Да, пожалуй так, — согласилась Ирина Генри-ховна. — Еще хотелось бы узнать кое-что про его фирму, но если ты ничего не знаешь…
— А это зачем? — удивилась Татьяна.
— А вот это, девочка, мои профессиональные секреты.
— Но ему… если он не… не виноват…
И снова Ирина Генриховна вынуждена была мысленно пожалеть эту девочку, которую слишком рано стала ломать жизнь, ибо она сохраняла еще в душе какую-то тургеневскую чистоту. И поможет ли ей это качество в жизни?… Господи, кто мог бы ответить сейчас на этот вопрос?
Она думала о Татьяне, о той мужской ревности, которая может поломать не одну судьбу, а жалела при этом себя, любимую.
После разговора с Татьяной и «судака по-польски», который все-таки принесла официантка, Ирина Генриховна подвезла несколько успокоившуюся девушку до метро и была дома, когда уже стемнело. В пустынном одиночестве огромной квартиры, которой они когда-то радовались вместе с «ее Турецким», Ирина забилась в свой любимый кухонный «уголок», предварительно выставив на стол початую бутылку любимого Турецким армянского коньяка и залежалый кусок «Российского» сыра, которым также любил закусывать Турецкий. Наполнила рюмку и невольно усмехнулась, вспомнив, как он доказывал в одной компании, что коньяк мог закусывать лимончиком только незабвенный Николай второй, за что и был расстрелян большевиками, которые не могли вынести подобного издевательства над благородным напитком. И коньячок, тем более армянский, надо закусывать опять-таки армянским сыром, потому как коньяк без сыра, что свадьба без песен и музыки. Вроде бы и праздник в доме, а радости настоящей нет.