Пообещать всем мужикам жениться, и когда они, разомлевшие от счастья и собственной значимости, что забрались в твою постель, уже видят себя рядом с женой-красавицей, заявить, сбрасывая простынку: «А теперь все, голубок, побаловались малость и будя». И никаких-таких женитьб и мендельсонов.
«М-да, ситуация», — не сдержалась, чтобы не хмыкнуть Ирина Генриховна, мысленно переводя весь этот цирк на Артура Валентиновича Чижова. А ведь с ним, голубчиком, именно так и поступили. Правда, сделала это не Вероника, а довольно умненькая девчушка Таня Савельева, которую можно было охарактеризовать, как говаривали в годы Советской власти: «Комсомолка, спортсменка, красавица, да и вообще отличница».
Хотелось бы, правда, знать, кого именно винил муж Вероники, когда Татьяна ударила его сапожком под самое, под дыхало. Себя, идиота, решившего, что и его времечко наконец-то настало, когда уже не оглядываясь на своего всесильного тестя можно будет не только машину поменять на более престижную иномарку, но заодно с ней и жену сменить? Более удачливого молодого соперника или все-таки Татьяну? И уже ответ на этот вопрос…
«А если даже и Стаса? — задалась вопросом Ирина Генриховна. — Что с того? Не станет же он, Артур Валентинович Чижов, уже определившийся в этой жизни коммерсант, пройдоха и бизнесмен, опускаться до того, чтобы убрать парня?
Она пыталась понять логику поведения уже состоявшегося мужика, нежданно-негаданно брошенного девчонкой, а перед глазами стоял ЕЕ ТУРЕЦКИЙ, который тоже посчитал, что его не просто предали в самый трудный для него час, а растоптали, уничтожили морально и физически, как выползшего на асфальт дождевого червя, который годен-то только на то, чтобы консультировать в своей прокуратуре еще писающихся в штанишки следаков да ужин разогревать в ожидании жены.
И тут же оборвала себя, мысленно обозвав «дурой». К чему это она? Но главное, зачем? К тому же, Чижов, каким бы дерьмом он ни был, сразу же подкатил к своей Татьяне, как только узнал, что она осталась одна. Возможно, даже переступил через свою гордыню, наступив при этом на горло своему собственному Я.
А ее Турецкий?…
Она вдруг почувствовала, как горькая, почти детская обида заполняет ее душу, и если до этого момента Артур Чижов представлялся ей только в черных красках, умело набросанных на холст, то теперь… По крайней мере, он продолжал бороться за свою любовь, что действительно любил Татьяну, а ее Турецкий, этот надутый индюк, для которого на первом месте всегда было его собственное Я, он даже не попытался разобраться с Плетневым, разобраться чисто по-мужски, а вместо этого собрал свой «командировочный» чемоданчик…