Она увидела себя в зеленых лугах. Вот умылась медвяной росой, утерлась солнцем. Глянула – колышется на реке в заливе та одолень-трава.
Взяла ее в руки свои осторожно и попросила:
– Одолей ты злых людей: лихо бы на нас не думали, скверного не мыслили. Отгони ты наветчика, одолень-трава. Помоги одолеть нам горы высокие, долы низкие, озера синие, берега крутые, броды глубокие, леса темные, пеньки и колоды. Спрячу я тебя, одолень-трава, у свово сердца во всем пути и во всей дороженьке.
Скулит во сне Серко, чадит лучина, вой метели переплетается с волчьим воем.
И Евсею не спится. Обступили заботы о детях – главной радости его. «Растут быстро, как крапива, и надобно, чтоб уяснили: нет на свете счастья без рукотворства».
Словно с цепей сорвались псы голодные, безумела ползуха-метель. Евсей представил: бескрайний белый свет, злобно метет снег, а в нем затерялась их хижка на донском островке.
В этом белом свете пирует сейчас князь с боярами в ярко освещенных хоромах; сидя у лучины, выплакивает в своей каморке последние слезы Марья; грустно подперев черноволосую голову, Колаш смотрит жалостно на Сбыславу; откладывает перед сном костыль Петро…
Может, кто думает и о них – затерянных в метели?.. Как не просто сотворен мир. И если ожесточишь свое сердце – предстанет он пред тобой тьмой беспросветной.
И можешь помыслить, что только и есть злобные путяты да нажиры, лжа и корысть.
А люда доброго больше, чем злого.
Зло бросается в глаза, оно ломает, грабит, низит, рычит зверино, страша своим обликом мерзким.
Да все едино добро победит.
И несчастен человек, что утратит эту веру…
Ивашка только прикоснулся щекой к изголовью – мгновенно уснул. И сразу увидел то, что было за прошлый день: поймали они с отцом горностая. Отец сказал:
«Теперь не с пустыми руками к лукоморью идти будем».
Значит, все же думает податься туда, не век жить середь волков и медведей.
Ивашка увидел во сне город у двух морей, весь в солнце, зелени, край благословенный…
Волчья зима поворачивала на лето, и на душе с каждым днем становилось светлей.
В конце марта-протальника щука стала хвостом лед пробивать, появились на нем и первые трещины, потемнели снега.
Поутру Анна вышла из хижки, постояла, щурясь на неяркое солнце, и вдруг услышала – рядом жеребенок ржет, да так протяжно, весело. Анна оглянулась в недоумении. Что за чудо – нет никакого жеребенка. А он опять заржал, и где-то сверху. Анна подняла голову, расплылась в улыбке: на голой ветке клена сидел скворец, подражал голосу жеребенка. Потом загоготал гусем, завизжал поросенком.