«Плетнев сука, — гласил текст, — все равно бушь сидеть за тебя расплата твой сынок и твоя телка медленно расплата падла ты меня жизнь бушь помнить»…
— Давно пришла? — с трудом произнес Антон.
— Недавно… — неохотно ответил Рябой. — За что это тебя так?
— Если б я знал…
— Серьезные люди передали.
— Серьезные, говоришь? Где Вахтанг? Или, я смотрю, при его имени у вас сразу языки в жопах? С шилом ходить умеете, а как по правде, так сразу: «серьезные люди». Где ж ваши законы? Предъява — где? Эта вот безграмотная херня? Кто это? Что он может мне предъявить?
— Ты горло-то не надрывай, — хмуро посоветовал Рябой. — Меня твои заботы на воле не касаются, велено передать, я и передал, а ты думай, кому по гроб жизни обязан.
— Ладно, подумаю. Может, отдашь? Тебе-то зачем? А я его найду, когда выйду отсюда, и он у меня съест ее, вместе с собственными пальцами, которыми писал…
— Ладно уж, бери, если хошь… А про что спрашивал, так сообщат, наверно, скоро. Жди.
— А этот, мелкий бес, он жив?
— Та что ему?..
— Ладно, спасибо.
Антон встал, чтобы идти на свою шконку, и почувствовал, что его начинает трясти от нервного напряжения, да сильно. Налети сейчас кто-нибудь, он бы и сдачи дать не смог. Или, наоборот, порвал бы к такой матери, что сами зеки кусочка бы не нашли…
Потом появилась мысль, что Сашка что-то перемудрил со своим обещанием скорого освобождения, а оно необходимо теперь, как воздух. Да будь он сейчас на воле, он бы обязательно достал того гада, ох, достал бы! Но как Васька мог попасть к нему в руки? Где тот поймал его? А Ирина, Милка — они-то куда смотрели?! Две здоровые бабы — они ж ведь там рядом! Ну да, у семи нянек…
Как Антон их всех сейчас ненавидел, и думал лишь об одном: только бы с Васькой ничего не случилось! Только бы живой…
Заскрежетал ключ, загремела дверь.
— Плетнев, на выход!
Это еще что, не понял Антон. Куда, зачем? Вспомнил, что Сашка обещал явиться сегодня с адвокатом, чтобы принести следователю протест и доказательства невиновности Плетнева. Может, они? Или опять будет пустой допрос? Непонятно, чего этот Никишин еще хочет от него?..
«Малява» — в кармане, Плетнев поднялся и пошел к двери. Смрадный туман начинал понемногу рассеиваться…
В комнате для свиданий, куда его привели в наручниках, разумеется, — ничего не поделаешь, что бы следователь ни говорил, а в тюрьме свои порядки, без наручников не водят, — по другую сторону стола, за узорчатой решеткой, разделявшей комнату пополам, сидела… Мила.
Плетнев даже рот разинул от неожиданности. Но еще больше его потрясло то, что она пыталась улыбнуться ему. «Она улыбается! — вихрем пронеслось в голове. — Она еще может улыбаться?!»