Розалинда вздрогнула. Детали сна были смутными. Она лишь знала, что тела их слились воедино. Он зажег в ней огонь, который невозможно погасить ни разумом, ни сентенциями о приличиях. Сгорая от страсти, она поняла, что в одиночку ей не справиться.
Она проснулась, задыхаясь и испытывая томление, охваченная первобытным желанием. Она и не представляла, что способна на такое. Может, именно этого плотского удовлетворения она и искала всю свою жизнь? Может, она спутала обыкновенную похоть с более приемлемым стремлением к творческому удовлетворению? Неужели возможно, чтобы только одно это желание и имело значение, – всепоглощающее желание совокупления? Какая страшная перспектива! Но если так, если чувственное пробуждение неизбежно, то почему ей приснился именно Дрейк? Неужели нельзя было увидеть во сне кого-нибудь другого, того, кто не в состоянии так кардинально изменить всю ее тщательно спланированную жизнь.
Страшась ответа, она откинула влажные волосы со лба. Тут она вспомнила еще кое-какие детали сна: она мучилась угрызениями совести, когда Дрейк остановился починить ее карету, хотя никак не могла понять, откуда это чувство вины.
Зевнув, она выбралась из постели. Яркий лунный свет освещал ей дорогу, когда ноги сами понесли ее к туалету.
Почему-то даже сейчас она убеждала себя, что у нее нет причин чувствовать раскаяние.
Когда она коснулась дверной ручки туалета, туман забытья стал рассеиваться, но лишь усевшись на холодный каменный стульчак, она поняла, в чем дело.
– О Боже! – в ужасе воскликнула она. – Я на половине Дрейка!
Господи, что за ребячество! И как это ей в голову взбрело разделить дом? Она думала лишь о том, чтобы досадить Дрейку, не заботясь о том, сколько возникнет неудобств. Она хочет владеть Торнбери-Хаусом больше всего на свете, но пока он ей не принадлежит. И нечего делать вид, что это не так.
В данный момент, однако, ей нужно было прежде всего незаметно проскользнуть к себе. Утром она может объявить разделение дома незаконным, а сейчас ей совсем не хочется, чтобы ее застали за нарушением установленных ею же самой правил.
Осторожно открыв дверь, Розалинда услышала легкое поскрипывание – так обычно скрипит пол ночью, словно по нему на цыпочках бродят призраки, но не встревожилась. Напротив, вдохнув запах гобеленов, висевших на стенах, она совершенно успокоилась в знакомой обстановке, забыла о Дрейке и широко распахнула дверь.
– Мое почтение, малютка!
Ахнув, она подпрыгнула от неожиданности. Потом залилась ярким румянцем и прижалась спиной к стене. Она чувствовала себя разоблаченной, словно Дрейку снился такой же сон и теперь он знал, какая она распущенная.