Черт бы побрал его красоту… его мужественность! Сейчас на нем были только туго обтягивающие ноги трико и пышная белая рубашка. Он сидел на перилах, непринужденно свесив ноги. Закатанные рукава рубашки обнажали его мускулистые руки. В одной руке он держал подсвечник, и золотистый свет освещал его лицо. Но вместо обычной усмешки на нем отражалось сейчас крайнее удивление. Лицо его сегодня было изможденным, и Розалинде вдруг захотелось коснуться его, разгладить морщинки усталости, ощутить его великодушие. Ее сон открыл ей глаза на его доброту, как и на проснувшееся в ней желание любви. Ей уже недостаточно было ощущать себя хозяйкой собственной судьбы; теперь ей хотелось разделить свою судьбу с другим человеком.
– Я так и знал, что найду тебя здесь, ~ сказал Дрейк, и на его лице тут же появилась привычная дразнящая усмешка.
– Прости, Дрейк.
– За что?
– За…
Дрейк тотчас склонил голову набок, ожидая ответа. Он всегда так внимательно слушал ее, как никто другой, даже когда она метала громы и молнии. Многие ли мужчины способны на такое?
Благодарная, покорная, она почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. И вот они уже тихо катятся по щекам.
– Розалинда, ты плачешь?
– Нет, – сухо ответила она, – просто у меня из глаз идет дождь.
– Если тебе так недостает туалета, можешь забрать его себе. Я просто буду писать в окно.
Она засмеялась и слизнула соленую каплю, упавшую ей на губы.
– Разве можно так разговаривать с леди!
– Ты вовсе не леди, ты просто Роз. Не бойся, ночной горшок меня вполне устроит.
Она снова засмеялась и шмыгнула носом, когда слезы вновь подступили к ее глазам Дрейк спрыгнул с перил и вытащил из кармана носовой платок.
– Надеюсь, моя шутка тебе понравилась.
– Ужасная шутка, – сказала Розалинда, и по ее правой щеке скатилась слеза.
Он поднял платок, чтобы промокнуть слезу, потом вдруг опустил руку, нагнулся и прижался к ее щеке губами. Что он делает? Целует ее? Нет, он собирает губами слезы!
Розалинда судорожно вздохнула, потрясенная его невероятной нежностью.
– Пожалуйста, не плачь, – прошептал он и прижался губами к ее губам в долгом и нежном поцелуе.
Розалинда замерла, окаменела, только губы ее полыхали огнем. Он все сказал ей без слов: «Ты мне дорога, все прощено и забыто».
Она не шевельнулась даже после того, как он отстранился.
– Розалинда, ты жива?
Она открыла глаза, поморгала и как будто оттаяла. И наконец, собравшись с силами, она призналась:
– Я была не права, разделив дом.
– Да, не права. Но я бы снова согласился на это, лишь бы опять увидеть тебя такой, как сейчас.