Когда она явилась снова, ему удалось разглядеть ее лучше. Она опять была в маске, но глаза ее показались ему настолько выразительными, что он без труда представил себе все остальное. Красавица, холодная, умная, беспощадная. Человек, не знающий сомнений. Он все еще не мог произнести ни слова и потянулся к тумбочке у койки. Она кивнула, сказала: да, конечно, и подала ему планшет и карандаш.
"Зачем вы это со мной сделали?" - написал он.
- Простите. Я не могу вам ответить на этот вопрос. Пожалуйста, не надо разговаривать. Вы мне мешаете, - ответила она.
"Вы мне тоже мешаете. Я спать хочу", - вывел он и поставил такую жирную точку, что обломился грифель карандаша.
- Я должна обработать швы, поменять повязку, - сказала она и попыталась забрать у него планшет.
"Пусть это сделает Катя".
- Это может делать только врач. А Катя - медсестра, так что придется вам потерпеть мое присутствие, - в голосе послышалась легкая обида, и Сергей злорадно усмехнулся про себя. Ему хотелось ее задеть, и это было, пожалуй, первое нормальное живое чувство за последнее время.
Юлия Николаевна забрала у него планшет, сняла повязку с его лица. Сергей скосил глаза и увидел на тумбочке открытый чемоданчик с каким-то незнакомым аппаратом.
- Это лазер, - спокойно объяснила она, - я буду обрабатывать швы лазерным лучом. Так они заживут значительно быстрее. Лазер снимает отеки, дезинфицирует. Вы ничего не почувствуете. Пожалуйста, закройте глаза и расслабьтесь.
Он подчинился и действительно ничего не почувствовал, кроме собственного частого сердцебиения. Подлая злодейка-хирург была с ним терпелива и ласкова. От нее пахло так нежно, и руки у нее были такие легкие, что у него возникло Странное желание прикоснуться к ней. Ему совершенно не хотелось, чтобы она уходила, и от этого он разозлился еще больше.
"Я просто соскучился по краскам и запахам обычной жизни. На войне все подкрашено тошнотворным хаки. Даже кровь не бывает алой. Она мгновенно смешивается с грязью и становится бурой. На войне воняет карболкой, грязными телами, мочой, дерьмом. Я сам вонял на Войне и еще сильней вонял в плену, думал он, жадно вдыхая тонкий французский аромат злодейки-хирурга, - крошечный флакончик таких духов стоит не меньше сотни долларов. Конечно, ей платят хорошие деньги за ее подлую работу. Интересно, за меня уже заплатили или нет еще? Впрочем, что же я так злюсь на нее? Она здесь единственный человек, который мне не врет. Ее возмутило вранье Аванесова и Кати, я отлично помню, как она вылетела из кабинета и что сказала Аванесову. Если такая благородная, отказалась бы резать мне рожу..."