Солнце закатилось, и сразу же наступила ночь — сумерек летняя Сагранна не знала. Из ущелий пополз туман, глуша звуки, скрывая то, что оставалось внизу. Очень подходящая ночь для нападения, не хуже, чем вчера, позавчера, три дня назад…
Робер Эпинэ положил руку на ствол гайифской пушки. Металл был прохладным, сейчас это было приятно, но к утру придется дрожать от холода. Талигоец поднялся и медленно побрел от пушки к пушке. Их не стерегли, зачем? Закатные твари, как же далеко он забрался!
Увязавшийся с хозяином Клемент возился на плече, шерсть крыса назойливо щекотала щеку. Внизу пели, Робер уже довольно хорошо знал кагет, но разобрать в мужском многоголосье несомненно знакомые слова не получалось, мелодия же, красивая и печальная, лишь усиливала ощущение одиночества и пустоты. Эпинэ не знал, какие песни поют гоганы и поют ли вообще, но Мэллит кагетские песни наверняка бы понравились. Они могли бы жить в горах — она бы ходила за водой к ледяному ручью, он бы охотился, вокруг их дома росли бы дикие розы… Глупости, никаких диких роз и никаких убитых серн в его жизни не будет, так же, как не будет любви и счастья, только война, политика и одиночество. Даже если он женится на принцессе Этери или на какой-нибудь другой девице, даже если Альдо победит, в жизни Иноходца Эпинэ мало что изменится — он будет исполнять свой долг и прятать от всех свою боль.
— Не спишь? Я тоже не сплю.
Машир отлично знал талиг, но комендант или, как здесь говорили, харатан Барсовых Врат, говоря на чужом языке, оставался кагетом. За пять месяцев на краю земли Робер привык ко многому, но не к тому, что собеседника, каким бы старым или знатным он ни был, надо называть на «ты» и только по имени. Кагеты и бириссцы не понимали обращения на «вы», а свою принадлежность к тому или иному роду упоминали только при знакомстве или набиваясь на ссору.
— Не спите? — «тыкать» человеку, годящемуся ему в отцы, Эпинэ так и не научился. — Почему?
— Не знаю, — казарон немного помолчал. — Душно… На что ни взгляну — все кажется красным. Дурная примета. Однажды вечером моему отцу черный занавес показался багровым, утром его нашли с ножом в груди… Я не боюсь смерти, но я устал ждать.
Они все устали. Два месяца ожидания! Ворон расположился лагерем у Польворы и выжидает. Чего? Бириссцы, несмотря на всю свою хваленую ловкость, не смогли взять ни единого пленного, зато потеряли за лето немало своих охотников и четыре полные лапы.
Талигойцы не пытаются остановить грабежи, не мечутся от одной уничтоженной деревни к другой. Считается, что Южная армия должна очистить Варасту от партизан, но Алва ничего для этого не делает. Разлегся, как багряноземельский крокодил у водопоя, и лежит бронированным бревном. Только пасть в четыре бье и зубы в три ряда… Один из бирисских вожаков попробовал укусить крокодила и оказался у Барсовых Врат. Бритым и верхом на козле.