Изголодавшиеся вампиры продолжали ломиться в комнату. Амелия не сомневалась, что дверь долго не выдержит. Ни одна дверь не удержит их вечно. Они ворвутся сюда, и она станет для них добычей. Если только... если только...
– Прекратите! – закричала она, и ее голос дрогнул. – Я отрекаюсь от вас, ото всех, и прежде всего – от тебя, Князь Мертвечины. Именем древнего договора между твоими людьми и моими.
Грохот и вой прекратились. Потрясенная тишина опустилась на мир. А потом из-за двери раздался хриплый надтреснутый голос:
– Договор?
И еще около дюжины призрачных голосов зашептали нестройным хором:
– Договор, договор, – шелестом неземных звуков.
– Да! – выкрикнула Амелия Эрншоу, и теперь ее голос был тверд. – Договор.
Ибо свиток, столько лет скрытый от мира, и был договором, заключенным еще в незапамятные времена – нерушимым и страшным, – между Владельцами Дома и обитателями склепа. В нем были исчислены и описаны все кошмарные ритуалы, соединившие два клана в веках – обряды крови, и соли, и еще многого сверх того.
– Если ты прочла договор, – сказал глухой голос из-за двери, – значит, ты знаешь, за чем мы пришли, дочь Хьюберта Эрншоу.
– Вы пришли за невестами.
– Да, за невестами! – прошелестело с той стороны. – За невестами, за невестами! – Шепот все нарастал, растекался по дому призрачным эхом, и, казалось, уже все пространство содрогается в ритме этих слов, бьющихся пульсом тоски, и любви, и неизбывного голода.
Амелия закусила губу.
– Хорошо. Вам нужны невесты. Я приведу вам невест. У нас будут невесты, у всех.
Она говорила тихо, но они услышали ее. За дверью вновь воцарилось безмолвие – глубокая, бархатная тишина. А потом призрачный голос прошипел:
– А может, попросим еще на гарнир этих вкусных рогаликов? Как вы считаете, она не откажет?
VII
Горячие слезы жгли глаза. Молодой человек отодвинул исписанный лист и швырнул перо в стену. Брызги чернил легли темными точками на белый мраморный бюст прапрапрапрадеда. Огромный печальный ворон, сидевший на мраморной голове, испуганно встрепенулся, едва не сорвался с насеста, бешено замахал крыльями и все-таки удержался. Потом неуклюже переступил с лапы на лапу и недобро уставился на человека одним черным глазом.
– Это невыносимо! – воскликнул молодой человек. Он был бледен, его била дрожь. – Я не могу. Никогда не смогу. Клянусь... э... – Он замешкался, перебирая в уме подходящие к случаю проклятия и клятвы из обширных семейных архивов.
Ворона это явно не впечатлило.
– Прежде чем начнешь клясться, и проклинать, и, может быть, поднимать из могил уважаемых почтенных предков, упокоившихся в мире и, надо сказать, заслуживших свой вечный покой, ответь мне, пожалуйста, на один очень простой вопрос. – Голос ворона был похож на стук камня о камень.