— Вы представляете себе, какой вызовете гнев в Адане, когда там узнают о вашем самоуправстве! Особенно, если таким же способом распорядитесь остальными деньгами.
— Плюю на все гневы и кары! И постараюсь сполна высвободить динамизм, потенциально скрытый в этих бумажках. А что до Артура Маруцзяна, которого вы так же уважаете, как и я, и особенно до маршала Комлина, невежеством и глупостью которого вы сами так часто возмущаетесь, то можно с ними и поспорить. Победа над врагом, если она станет известна всей стране… И наша с вами сплочённость…
— Нет! Не рассчитывайте в этом смысле на меня, Гамов. Открыто выступать против вас не буду. Но и не поддержу.
На этом закончилось наше объяснение. Павел, не дождавшись конца, ушёл к разведчикам. Я убедился, что всем раненым — и нашим, и вражеским — оказали неотложную помощь. Затем был привал. Отряд разделился на группки, в каждой делили деньги. Я опасался, что пойдут споры, но делёж совершался под шутки и смех. Офицеры записывали, кому, за что и сколько выдают. Я снова прошёл мимо раненых в открытых машинах. Один поднял голову над бортом.
— Спасибо, командир, за награду! Так по-человечески с нами…
— Что будете делать с деньгами? — спросил я. — Повеселитесь?
— Не до веселья, майор. В первом же городке, где есть почта, отошлю домой. У жены двое детей.
И другой раненый вступил в разговор:
— А в дивизии не отберут деньги? Хорошо бы знать заранее.
— Не знаю, — сказал я. — Разрешения выдавать деньги не было. Ещё как посмотрит начальство.
— Не отдам! — злобно сказал раненый. — Разорву, но не отдам! Теперь это моё, ясно? Мне эта награда сильней лекарства, вроде и кости поменьше болят, а ведь всего вибрировало.
— Почему не надели антирезонансного жилета? Мы их много взяли.
— Бой же! Заранее не надеть, он тяжёлый. Мы бросились на их орудие, грудь на грудь, нож на нож… И тут меня прорезонировали по ногам и по животу… Очнулся уже в лесу…
Он показал несколько пачек денег и добавил:
— Не одна общая награда, ещё и за орудие. Отметили ребята, что я первый к нему кинулся. Спасибо полковнику — по правде оценил!
Первый раненый снова заговорил:
— Майор, вы уж не отступайте… Мы понимаем, полковник самовольничал. Пусть разговаривают с нами, если что… Мы скажем своё слово.
— Снимут полковника — разве поможет ваше слово? — не выдержал я. — Установят нарушение воинской дисциплины. И — всё!
— Не отдам! — ещё злей повторил второй раненый. — При всех в костёр брошу. И заколю, кто бросится вытаскивать.
Я отошёл. На пригорочке Гамов и Павел уписывали консервы. Моя банка консервов лежала на траве открытая. Я погрузил в неё ложку.